Николай Губенко. Режиссер и актер

Одна из лучших сцен фильма - трудный разговор Фокина со своим непосредственным начальником Черноусовым. Считая Колю пустым и циничным малым, тот без обиняков предлагает ему следить и доносить на их сослуживца. Такое фискальство имеет место и сегодня, в новой России. В сталинские же годы, от которых создателей фильма отделяло менее десяти лет, получило гигантское распространение. Оно, вкупе со сталинщиной, было осуждено на XX съезде КПСС.

И тогда стало достоянием широкой гласности тот факт, что сотни тысяч людей, репрессированных в 30-40-е годы, оказались невинными жертвами гнусных доносов. Приверженцы сталинщины не собирались, однако, от них отказываться и после кончины вождя всех народов. Так что откровенный разговор Черноусова с Фокиным имел под собой вполне определенный социальный подтекст.

В этом разговоре молодого человека острее всего задевает то, что к нему обратились со столь отвратительным предложением. В глазах Губенко-Фокина сначала, на какую-то долю минуты, мелькает растерянность. Затем он собирается в комок, взгляд его тяжелеет. Фокин готов испепелить Черноусова. Но - сдерживается. Как он ни молод, но понимает, что дракой в подобных ситуациях ничего не достигнешь. Понимает и его начальник, что зря старался, вербуя паренька в волчью стаю.

Этот разговор - переломный в жизненной судьбе Фокина. Нет, нет, внешне ничего не происходит. Коля вроде бы продолжает жить столь же беззаботно, как и жил раньше. Но в нем и даже словно помимо него, происходит смятенное движение мысли, что Губенко показывает мягко, не броско и в то же время вполне определенно. У его героя иными становятся глаза, взгляд.

Конечно, Фокину хочется поделиться столь неожиданной информацией с друзьями, выговориться. Он не сомневается, что те правильно его поймут. И вроде бы он встречает это понимание.

С Сергеем они одинаково думают и о дружбе, и о своем месте в жизни "Я ведь очень дорожу, - уверяет Сергей, - тем, вы есть у меня на свете. Что мы живем здесь и нигде бы больше жить не смогли. И как бы иногда нам трудно ни пришлось, я знаю, что ничего дороже у нас нет, это все наше, единственное, возможное. И мы будем верны этому до конца".

Ему вторит Фокин: "И я почему-то уверен, что бы ни произошло, мы будем вместе, вместе, всегда вместе, - и в общем, все же здорово, и я бы ничего другого не хотел. Губенко произносит эту реплику с искренним пафосом, выделяя голосом мысль, что "мы будем вместе, вместе, всегда вместе..." Вместе с тем в его словах ощущается и некоторая неуверенность. Как-то равнодушно, скептично реагируют друзья на взволновавшую Колю неприятную историю с доносительством. Отмахиваются от нее. Обращают в шутку. Как верно замечается в брошюре Елены Ганевской, тут нечему удивляться: "это его " школа", именно у него учились они легкости отношения к жизни..."12.

Верное наблюдение, но дело все-таки обстоит сложнее. Создатели фильма интуитивно уловили, что легкое отношение к жизни рождало в то же время и она сама. Сталинизм был вроде бы развенчан, магазинные полки еще не опустели, водка стояла копейки... Живи себе в удовольствие, и не слишком задумывайся о каких-то проблемах. В своих размышлениях Фокин ушел вперед друзей. Сергей и Слава остались в прежнем их беззаботном совместном бытии, бездумном, обывательском. Пунктиром, но достаточно явственно, показывает Губенко, что его герой начинает переживать своего рода драму одиночества. Эта тема станет впоследствии одной из центральных, сквозных в губенковском кинематографе.

Отмечу еще раз, что даже в стрессовых эпизодах Губенко-Фокин сравнительно сдержан, скуп на изобразительные краски, они обычно размытые, акварельные, а не густо масляные, какими рисовался Артуро Уи. Такая сдержанность, даже мягкость соответствовала интонационному строю фильма, одного из самых поэтичных произведений экранного искусства 60-х годов.

Поскольку картина "Застава Ильича" увидела свет с изрядным опозданием, она не произвела на широкую публику того огромного, ошеломляющего впечатления, на которое могла бы рассчитывать, если бы нормально складывалась ее прокатная судьба. Ряд художественных открытий Хуциева как бы разошлись по другим лентам, кое-что устарело по своему пафосу. Но все равно было ясно, что появилось крупное, масштабное полотно. Фильм и сегодня смотрится с интересом.

Критика тогда (как и сейчас) отзывалась обычно о картине с большим воодушевлением. Положительно отзывались и об актерских работах, в том числе и о губенковской. Сам же он ею не был полностью удовлетворен. Но об этом чуть позже.