Николай Гумилев

И все же Гумилев написал статью об этой выставке. Точнее - о двух. Она была опубликована в "Весах"(No 5, 1908 г.) "Два салона": "Independants" и "Societe Nationale". В журнале было помещено примечание к статье: "Редакция помещает это письмо как любопытное свидетельство о взглядах, разделяемых некоторыми кружками молодежи, но не присоединяется к суждениям автора статьи".

Гумилев пробует свои силы в разных направлениях. Ему интересно испытать себя - сколько у него сил и надолго ли их хватит. Рассказ, который он пишет, - тоже эксперимент, дерзкая смесь истории и фантастики, жанр, который Гумилева все время влечет к себе: где граница сна и яви, жизни и воображения, дневного света и света сна? Сюжет рассказа: один из рыцарей Ричарда Львиное Сердце встречается с семью дочерьми Каина, охраняющими вечный сон своего отца в мраморной гробнице. Рассказ-притча, рассказ-метафора.

Снова перечитывает Карамзина и Пушкина. Возвращается к любимым мастерам - гениальному поэту и великому историку, в их творчестве ищет ответы на свои вопросы.

Из письма Брюсову. 6.04.1908. Париж : ...Я хочу попросить у Вас совета как у maitre'a (мэтра. - В. Л.), в руках которого находится развитие моего таланта. Обстоятельства хотят моего окончательного переезда в Россию (в Петербург), но не повредит ли мне это как поэту. Тогда их можно устранить. Сообщите мне Ваше мнение, и оно будет играть роль в моем решении. Конечно, я напомню Вам Джеромовского юношу, который вечно жил советами, но Ваше влияние на меня было до сих пор так благотворно, что я действую по опыту..."

По поводу выхода "Романтических цветов" Брюсов написал в "Весах":

"Стихи Н. Гумилева теперь красивы, изящны и большей частью интересны по форме; теперь он резко и определенно вычерчивает свои образы и с большей продуманностью и изысканностью выбирает эпитеты... Может быть, продолжая работать с той упорностью, как теперь, он сумеет пойти много дальше, чем мы то наметили, откроет в себе возможности, нами не подозреваемые".

Слова эти на первый взгляд как будто окрылили Гумилева, потому что любая оценка мэтра ему важна, но вскоре наметилась раздвоенность отношения к Брюсову - хоть он и оставался Учителем, но ученик, чрезвычайно строго относящийся к собственному творчеству, сам уже сознавал, да и Брюсову писал об этом, что книга его еще ученическая. Позже в Петербурге вышли еще рецензии на "Романтические цветы".

Тем временем в Париже на "четвергах", организованных Е. С. Кругликовой в "Русском артистическом кружке", Гумилев сблизился с Ал. Толстым и М. Волошиным, В. Белкиным и Кошериным (сотрудником "Русского богатства". - В. Л.), Данишевским и Николадзе. Познакомился с писателями, художниками, скульпторами: Мерсеро, Широковым, Кирзилиным, Тарховым, Матвеевым, Досекиным, Меньшиковым, Книппером.

Но ни кружки, ни дружеские отношения, ни встречи не могли уже повлиять на окончательное решение Гумилева вернуться в Россию.

20 апреля он покинул Париж. Приехал поездом в Севастополь к Анне Горенко, затем, очень скоро, - в Царское.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

2.02.1925

В апреле Гумилев приехал в Севастополь, чтобы повидаться с А. Горенко. Снова сделал предложение и снова получил отказ. Вернули друг другу подарки, Николай Степанович вернул АА ее письма... АА возвратила все охотно, отказалась вернуть лишь подаренную Николаем Степановичем чадру. Николай Степанович говорил: "Не отдавайте мне браслеты, не отдавайте остального, только чадру верните..."

Чадру он хотел получить назад, потому что АА ее носила, потому что это было самой яркой памятью о ней. АА: "А я сказала, что она изношена, что я не отдам ее... Подумайте, как я была дерзка - не отдала. А чадра была действительно изношена".

По пути из Севастополя в Царское Село, в Москве, Гумилев посетил Брюсова и надписал ему "Романтические цветы". Летом съездил последний раз в "Березки", а оттуда первый раз - в имение "Слепнево". Мать Гумилева получила часть усадьбы "Слепнево" в наследство от покойного брата - крестного Николая Степановича.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

29.03.1928

Рассказывает А. И. Г у м и л е в а:

"имение Слепнево последнее время было 125 десятин (когда оно перешло от брата Льва Ивановича). Жена брата - Любовь Владимировна (урожденная Сахацкая) получила его в пожизненное владение, и после ее кончины оно перешло к нам троим, на три доли пришлось: Варваре Ивановне, Агате Ивановне и Анне Ивановне, но Агаты Ивановны не было в живых и значит - ее сыну Борису Владимировичу. Я вместе с Констанцией Фридольфовной пополам купили часть, принадлежавшую Борису Владимировичу Покровскому, а Варвара Ивановна передала свою часть Констанции Фридольфовне, так, что в последнее время все имение принадлежало нам - мне и Констанции Фридольфовне пополам".