Николай Гумилев

По-разному встретили в литературных кругах официальную программу акмеистов: одни упрекали ее в эклектичности, неясности, в отсутствии строгой логической системы, другие ставили в упрек искусственность, ибо нельзя придумать школу и направление, третьи... В общем, споры разгорелись. Акмеизм отстаивал себя прекрасными стихами. В журнале "Гиперборей" появляются из номера в номер стихи блестящие, имена поэтов-акмеистов приобретают все большую и большую популярность. Пожалуй, больше всего в этом направлении нравится дерзость в переустройстве мира и искусства и, одновременно с этим, стремление к высоким чувствам и глубоким мыслям, идея нравственного преобразования человека и мира.

Мандельштам, наверное, точнее и проще многих определил суть акмеизма: "...нет равенства, нет соперничества, есть сообщество сущих в заговоре против пустоты и небытия.

Любите существование вещи больше самой вещи и свое бытие больше самих себя - вот высшая заповедь акмеизма.

Логика есть царство неожиданности. Мыслить логически - значит непрерывно удивляться. Мы полюбили музыку доказательств. Логическая связь для нас не песенка о чижике, а симфония с органом и пением, такая трудная и вдохновенная, что дирижеру приходится напрягать все свои способности, чтобы сдержать исполнителей в повиновении.

Как убедительна музыка Баха! Какая мощь доказательства! Доказывать и доказывать без конца: принимать в искусстве что-нибудь на веру - недостойно художника, легко и скучно... Мы не летаем, мы поднимаемся только на те башни, какие мы сами можем построить.

Средневековье дорого нам потому, что обладало в высокой степени чувством грани и перегородок. Оно никогда не смешивало различных планов и к потустороннему относилось с огромной сдержанностью. Благородная смесь рассудочности и мистики и ощущение мира как живого равновесия роднит нас с этой эпохой. Будем же доказывать свою правоту так, чтобы в ответ нам содрогалась вся цепь причин и следствий от альфы до омеги, научимся носить "легче и вольнее подвижные оковы бытия"".

У Гумилева появляются новые знакомства. Более других ему симпатичны историки В. К. Шилейко и В. В. Срезневский, и разговоры с учеными оживляют его давний интерес к истории.

"История - самый опасный продукт, вырабатываемый химией интеллекта. Свойства ее хорошо известны. Она вызывает мечты, опьяняет народы, порождает в них ложные воспоминания, усугубляет их рефлексы, растравляет их старые язвы, ведет их к мании величия или преследования.

Каждый историк трагической эпохи протягивает нам отрубленную голову, которая является для него предметом особой симпатии.

Однако есть исторические факты, подлинность которых никто из историков не оспаривает. Карл Великий был коронован императором в 800 году, и Марьянинская битва произошла 15 сентября 1515 года. Это так, но отбор событий и документов позволяет историку излагать историю, руководствуясь своими предрассудками и симпатиями. История оправдывает все, что пожелает. Строго говоря, она не учит ничему, ибо содержит в себе все и дает примеры всему. Вот почему нет ничего смехотворнее, чем рассуждать об "уроках истории". Из них можно извлечь любую политику, любую мораль, любую философию.

Так называемые точные науки делают возможным предвидение внутри законченной системы и на определенном уровне, однако в истории изолировать системы мы не можем, а уровень не от нас зависит. Поэтому всякое предсказание есть обман.

История не наука, это искусство - место ее среди муз. Кто в расчете на непостижимое будущее решает строить свои действия, основываясь на неведомом прошлом, тот погиб".

Наверное, Гумилеву нравились беседы с учеными-историками, парадоксальные, непривычные мнения. Новые люди, как и путешествия всегда дарили ему новые идеи и новые ощущения. Сближение с новым человеком - всегда путешествие в другой мир. Он жаждал увлекательных разговоров, как всегда жаждал приключений и новых путешествий. И его вечная мечта - Африка - жила в нем.

Приехал в Петербург доктор Кохановский (ученый-путешественник. - В. Л.), был в гостях у Гумилева. Предупреждал его о трудностях путешествия в период дождей...

Из африканского дневника Гумилева: "Приготовления к путешествию заняли месяц упорного труда. Надо было достать палатку, ружья, седла, вьюки, удостоверения, рекомендательные письма и пр. и пр.

Я так измучился, что накануне отъезда весь день лежал в жару. Право, приготовления к путешествию труднее самого путешествия".