Николай Гумилев: жизнь расстрелянного поэта

На этом волокита по оформлению Гумилёва не окончилась. 10 мая в штаб Петроградского военного округа был отправлен послужной список гусарского прапорщика Н. С. Гумилёва, и он стал числиться в полку в графе «находящиеся в постоянной командировке».

Учитывая опыт сотрудничества с «Биржевыми ведомостями» во время службы в уланском полку, поэт надеялся писать корреспонденции с Салоникского фронта. Для этой цели он подписал контракт с газетой «Русская воля» (начала выходить 15 декабря 1916 года) и стал зарубежным корреспондентом с окладом в 800 франков в месяц.

15 мая Гумилёв покидал Петроград. Анна Андреевна провожала его на вокзал. Внешне он казался веселым, много говорил об открывающихся перспективах и даже высказал надежду, что, возможно, ему удастся вырваться в Африку. О личном они не говорили. Их совместная жизнь так и не наладилась. Наверное, оба предчувствовали, что прощаются навсегда.

Как показали дальнейшие события, у Ахматовой были свои виды на устройство личной жизни, да и Гумилёв искал то, чего не смогла ему дать Анна Андреевна.

20 мая по старому, 2 июня по новому стилю поэт прибыл в Стокгольм, а через три дня — через Осло в Берген. Норвегия Гумилёву не понравилась.

С 10 по 20 июня поэт пароходом добирался до Лондона. Великобритания — королевство со строгим этикетом, высшим светом и изысканными литературными салонами — убежденному монархисту Гумилёву должна была показаться земным раем после взбунтовавшейся России.

Волей судьбы Гумилёв здесь встретился с близким другом своей жены художником Борисом Анрепом. Анреп ввел его в салон леди Отголайн Моррел, жившей под Оксфордом, где собирались известные писатели и художники, такие как О. Хаксли, Б. Рассел, В. Вульф, Д.-Х. Лоуренс. Олдос Хаксли вспоминал потом: «Я встречался с известным русским поэтом Гумилёвым… Мы с большим трудом объяснились друг с другом по-французски, на языке, на котором он говорит… Он… довольно интересен и приятен».

В Лондоне поэт познакомился с итальянским журналистом и критиком Арунделем дель Ре. Гумилёв слышал о нем еще в России. Итальянец напечатал в «Аполлоне» свою статью под рубрикой «Письмо из Парижа». Итальянскому критику было интересно узнать, что Гумилёв направляется на Салоникский фронт, и он тут же в записную книжку поэта карандашом вписал свои рекомендации к итальянским писателям и журналистам. Одну рекомендацию он адресовал флорентийскому романисту Джованни Папини: «Дражайший Папини. Представляю тебе г-на Жумилёва (так звучит фамилия по-итальянски. — В. П.), русского поэта, который весьма интересуется литературными течениями у нас в Италии. Пожалуйста, предоставь его нашим друзьям и окажи ему посильную помощь…»

Еще две записки Арунделя дель Ре адресованы Луиджи Джованоле (Милан) и Перо Сгамбарелли (Рим).

Гумилёв знакомится с лондонской богемой и вписывает в свою записную книжку имена: С. R. Nevinsona (английский художественный критик), Roger Fry (известный критик и писатель), Gino Severini (итальянский художник, тогда проживавший в Париже).

Известный русский художник Д. Стеллецкий написал Гумилёву рекомендательную записку в Рим к маркизе Казатти.

На приеме у леди Джулиет Дафф Гумилёв познакомился с известным писателем Честертоном, который об этой встрече оставил свои воспоминания. Николай Степанович знакомится также с известным переводчиком китайской поэзии и хранителем восточного отдела в Британском музее Artur Waley. По-видимому, он сумел всерьез заинтересовать Гумилёва китайской поэзией. Возможно, именно под его влиянием Николай Степанович и займется потом в Париже переводом китайских стихов, которые составят книгу «Фарфоровый павильон».

В Лондоне поэт встретился со своим старым знакомым по «Бродячей собаке» журналистом Карлом Бехгофером. Англичанин представлял известный в ту пору в Великобритании еженедельник «The New Age» — «Новый век». Интересно, что в числе сотрудников этого издания совсем недавно был близкий Гумилёву по духу и возрасту литературный критик Томас Эрнест Хьюм. Он провозгласил новое литературное учение «имажизм», которое имело много общего с русским акмеизмом.

Самое удивительное, что Хьюм свой манифест провозгласил примерно в то же время, что и Гумилёв — в 1913 году. Недаром говорят, что идеи витают в воздухе. Друг друга они не знали, и встретиться им было не суждено. Хьюм, как и Гумилёв, ушел добровольцем на фронт и был убит в бою в августе 1917 года.