Николай I

При Николае I были предприняты серьезные усилия по изучению населения Российской империи. В октябре 1841 г. в системе Академии наук было сформировано Третье историко-филологическое отделение, основной задачей которого стала разработка языкознания, истории и этнографии преимущественно восточных и нерусских народов. Обширные историко-этнографические материалы по Кавказу были собраны историком П. Г. Бутковым, ставшим в 1841 г. академиком. Статистик П. И. Кёппен много лет занимался изучением этнического состава населения России и на основе полученной из разных источников информации составил три этнографические карты: С.-Петербургской губернии, Финляндии и Европейской России. Им же в 1852 г. был закончен большой «Этнографический атлас народов России». В Академию наук систематически поступали различные сведения о населении из западных губерний: о русских жителях Выборга, о литовцах Августовской губернии (1849), некоторых губерниях Великого княжества Финляндского (1852). Служащий Российско-Американской компании Л. А. Загоскин в результате путешествия составил «Пешеходную опись части русских владений в Америке» с очерками по этнографии и истории народов Аляски, удостоенную Демидовской премии в 1849 г.^{794}.

В одном из разговоров с маркизом де Кюстином Николай Павлович, отметив, что он исполняет волю Петра I, сказал: «Исполнять эту волю весьма непросто; всеобщая покорность заставляет вас думать, будто у нас царит единообразие — избавьтесь от этого заблуждения; нет другой страны, где расы, нравы, верования и умы разнились бы так сильно, как в России. Многообразие лежит в глубине, одинаковость на поверхности: единство наше только кажущееся. Вот, извольте взглянуть, неподалеку от Вас стоят двадцать офицеров; из них только двое первых русские, за ними трое верных нам поляков, другие частью немцы; даже киргизские ханы (в данном случае речь идет о казахах. — Л. В.), случается, доставляют ко мне сыновей, чтобы те воспитывались среди моих кадетов…»^{795} Понимая сложность национальных взаимоотношений, Николай I предпочитал говорить о постепенном «сближении» с русскими других народов (поляков, немцев, евреев), но был против методов насильственного русификаторства. Дочь Николая I великая княжна Ольга Николаевна, характеризуя взгляды отца по национальному вопросу, сочла нужным особо отметить: «Что же касается Папа, то он не делал разницы ни в именах, ни в национальности. Он считался со способностями и характером человека, требовал уважения и допускал вольномыслие»^{796}.

И все-таки, хотя император руководствовался буквой закона, некоторые личные пристрастия и антипатии у него имелись.

«Русские дворяне служат государству, немецкие — нам»: Остзейцы у трона

Одним из уроков 14 декабря явилось недоверие Николая I к русской аристократии, верхушке дворянства, о которой и раньше, будучи великим князем, он был невысокого мнения. Это своеобразное влияние на кадровую политику императора отмечали многие современники^{797}. Родственные узы связывали дом Романовых, который в Германии именовали Голштейн-Готторпским, со многими немецкими владетельными домами. По словам историка А. Е. Преснякова, дом Романовых был российским скорее по национально-патриотическому настрою, чем по кровной связи, и в бытовом отношении также находился под сильным немецким влиянием^{798}.

A propos

Но в России были и свои — русские — немцы (старожилы на присоединенных к России территориях, потомки иммигрантов, колонисты). В целом среди населения России удельный вес немцев в первой половине XIX в. увеличился с 0,57 до 1,12 %, причем в Прибалтике немцы составляли 6,5 % (в Курляндии 8 % населения), в Новороссии 2,8 %, в Петербургской губернии и Царстве Польском 5 % населения. Особенно много немцев было в Среднем Поволжье. Так, в Саратовской губернии их насчитывалось почти 10 %, а в Камышинском уезде даже 40,6 % населения^{799}. В наиболее привилегированном положении находились немецкие бароны из трех прибалтийских провинций — Эстляндии (части Эстонии), Лифляндии (от Чудского озера до Рижского залива с южной границей по Западной Двине и с центром в Риге) и Курляндии (к юго-западу от Лифляндии, включая Курголовский полуостров и левобережье Западной Двины, с центром в Митаве, ныне Елгаве). Современная восточная Латвия (Латгалия) входила тогда в северную часть Витебской губернии, где помещиками были поляки-католики. Латыши составляли около половины населения трех прибалтийских губерний. Губернские границы не совпадали с национальными. В Курляндской губернии латышей было 80 % населения, а в Лифляндской — 40 %. Численность коренного населения в Прибалтийских губерниях сокращалась в связи с притоком русских, поляков и евреев. Общий удельный вес латышей в составе населения России в 1833 г. составлял 1,39 % и продолжал снижаться^{800}.