Николай I

Под влиянием донесений Карелина граф Е. Ф. Канкрин высказал мысль, что «едва ли не нужно будет иметь некоторые фактории на трухменском берегу, из коих та, которая будет ближе к Персии, могла бы быть сделана под видом коммерческого заведения»^{1142}. По докладу Нессельроде 14 ноября 1836 года Николай I утвердил предложение Канкрина об учреждении Особого комитета, в котором на следующий год обсуждалось как это предложение, так и проект основания с разрешения персидского правительства фактории в Астрабаде. Последний проект давал возможность свободного пароходного сообщения. Вопросы укрепления влияния России на юго-востоке Каспия рассматривались в феврале 1838 года на заседании Азиатского комитета. Среди них был и вопрос о принятии туркмен (недавних союзников во время Русско-персидской войны) в российское подданство. 20 февраля Азиатский комитет решил отклонить просьбу туркмен-иомудов о вступлении в подданство. В отношении же предполагаемой компании в Астрабаде постановил учредить «частное купеческое товарищество или торговый дом под какою-либо фирмою, с негласным участием казны и с пожертвованиями от нее достаточной по усмотрению суммы»^{1143}. Журнал Комитета был высочайше утвержден 5 марта 1838 года. Московское купечество откликнулось на предложение и организовало товарищество, осуществившее несколько торговых экспедиций в Астрабад в 1838 и 1841 годах под начальством тбилисского купца Эривандова. После протеста Персии в 1841 году против русско-туркменской торговли в Гасан-Кули русский полномочный министр А. О. Дюгамель добился специального фирмана, официально разрешавшего Эривандову торговать в Астрабаде. Попытки создания Астрабадского торгового дома для торговли с Азией продолжались до 1845 года, но казенный характер предприятия оказался для него препятствием.

«Что, на Кяхту вы много продали?»: На дальневосточных рубежах

Еще не закончилась Русско-турецкая война, а российское Министерство иностранных дел обратило внимание на дальневосточные рубежи страны. К этому подталкивали освоение Приамурья и перспективы торговли с Китаем и Японией.

Структура традиционной меновой торговли в Кяхте (меха в обмен на китайку — хлопчатобумажные ткани) в начале царствования Николая I претерпела значительные изменения. К 1830 году импорт тканей практически прекратился, зато резко возрос ввоз чая. В русском экспорте доля мануфактурных изделий в стоимостном выражении почти сравнялась с мехами. В беседе с московским мануфактурщиком И. Н. Рыбниковым 13 мая 1833 года Николай Павлович не забыл поинтересоваться и тем, как идет торговля с Китаем: «Что, на Кяхту вы много продали?» — «До девяти тысяч штук, Ваше императорское величество», — отвечал купец^{1144}.

A propos

Россия, в отличие от Англии, спокойно восприняла запрет на ввоз в Китай опиума, о чем последовал специальный императорский указ. Одновременно, в 1841 г., был введен новый тариф для кяхтинской торговли. В 1840–1842 гг. Китай потерпел сокрушительное поражение от Англии в ходе первой опиумной войны. В 1844 г., несмотря на неравноправный Нанкинский трактат от 20 февраля 1844 г., разрешивший свободный ввоз в Китай опиума, Россия вновь подтвердила свое отрицательное отношение к этой торговле. В 1845 г. пошлина на чай была снижена, а прочие товары разрешалось ввозить в Россию беспошлинно. В 40-х гг. Китай становится основным потребителем русского сукна, вывозимого в Азию, и, в меньшей степени, хлопчатобумажных тканей. Развитие отношений с Китаем отразилось и на вкусах общества. По свидетельству великой княжны Ольги Николаевны, в 1832 г. в моду вошло «все китайское», в том числе лакированные работы и вышивка золотом по черному шелку^{1145}.