Николай I

Царственный брат Александр I явно не торопился продвигать по службе великого князя, который при всей своей сдержанности и осторожности уже начинал тяготиться ничтожной ролью бригадного командира. В рукописном дневнике А. С. Меншикова от 15 ноября 1823 года сохранилось любопытное свидетельство. Когда А. Ф. Орлов сказал великому князю, что «хочет отделаться от бригады», Николай Павлович, покраснев, воскликнул: «Ты — Алексей Федорович Орлов, я — Николай Павлович; между нами есть разница, и ежели так тошна бригада, то каково же мне командовать бригадой, имея под своим начальством инженерный корпус!»^{148} Это недовольство и раздражение иногда приводили к нежелательным срывам в общении с подчиненными. В феврале того же года произошла ставшая известной «Норовская история». На смотру лейб-гвардии Егерского полка Николай Павлович выразил недовольство строевой подготовкой 3-й роты ее командиру штабс-капитану В. С. Норову в столь оскорбительной форме, что офицеры полка потребовали от него «сатисфакции». Не получив ее, 20 офицеров подали рапорты о переводе их на службу в армию (несколько человек было переведено в армию тем же чином). Впрочем, скандал удалось замять.

О том, что Николай Павлович готовил себя к большему, свидетельствует его «собственноручная записка» с предложениями по реформированию армии с целью уменьшить расходы на ее содержание. Написанная по-русски, хотя и несколько корявым слогом, она показывает неплохое знание комплектования армии и военной статистики. Записка интересна и общими высказываниями Николая Павловича, в которых отражена его известная в дальнейшем нелюбовь к «гласности», особенно если на военные темы рассуждают непрофессионально: «Мысля, когда во всяком обществе рассуждают гласно обо всех мерах правительства, нередко весьма фальшиво, иногда же не совершенно без основания, всего чаще слышишь, что наша армия так сильно давит государство, что нет способов поддержать 35 миллионам населения миллион солдат; к чему служит она в мирное время; что от этого Россия должна разоряться и погибнуть, и тому подобное. И скажу даже, что к тому столь сильно привыкли, что сии речи вошли как бы в пословицу и в разговоре весьма часто на третьем слове очутится одна из знакомых фраз… Не причисляясь к числу многих про то толкующих, не могу скрыть, что невольно иногда и мои мысли обращались к сему предмету, столь близкому каждому, носящему военный мундир; не стану и говорить ни про виды политические, ни вообще про причины, побуждающие правительство хранить ту же систему, рассуждать про это не подлежит подданным, еще же менее военным… Учреждение военных поселений, когда приведено будет к полному окончанию, будет иметь без сомнения самые благие последствия как для государства, так и для войска…»^{149} Чувствуется, между прочим, что русский язык еще только осваивается великим князем.

Под «видами политическими» Николай Павлович, судя по всему, подразумевает препятствия для подготовки обученного резерва в связи с тем, что значительную часть рекрутов поставляла крепостная деревня. Военные поселения А. А. Аракчеева, одной из целей которых было самообеспечение части армии, критиковать также было опасно. Предложения Николая Павловича более скромны. Во-первых, он предлагает уменьшить численность штатных генералов и офицеров, а также запретить перевод из гвардии в армейские части в чинах ниже подполковника. Известно, что по Табели о рангах при переводе из гвардии в армию офицеры получали преимущество в один, а то и в два чина, что создавало известные привилегии для представителей аристократической части офицерства и обеспечивало более стремительный рост их карьеры. Более существенным предложением Николая Павловича был принцип частичного «кадрирования» армии, когда каждая часть имела бы свой небольшой обученный резерв, призываемый в случае войны. По новым штатам, как подсчитал Николай Павлович, армия сократилась бы на 75 770 человек и примерно 30 тысяч лошадей, а общие расходы составили бы 34 804 339 рублей и 32 с четвертью копейки. Эта четверть копейки весьма характерна. В ней вся суть характера великого князя, скрупулезность и требовательность в мелочах, доходящая до придирчивости, которая так часто портила его взаимоотношения с подчиненными. Мысль о создании хотя бы небольшого обученного резерва, судя по всему, была дорога Николаю Павловичу. Став императором, он постарался претворить ее в жизнь. Впрочем, не все поддержали это начинание. Когда в 1834 году H. Н. Муравьев (будущий Муравьев-Карский) представил государю свою записку, где, между прочим, критиковал этот принцип, Николай I откликнулся раздраженной репликой на полях рукописи: «Весьма неосновательно»^{150}. И все же вряд ли можно безапелляционно причислять Николая Павловича к «законченному типу военного бюрократа», как это иногда делается^{151}.