Николай I

На самом деле глаза Николая Павловича были сине-голубые, хотя со временем их цвет мог несколько поблекнуть. Вероятно, это была фамильная черта. Синими были глаза у его брата Константина Павловича^{1397} и сына Александра Николаевича^{1398}. А вот взгляд императора мог действительно запечатлеться в памяти надолго. Бывший новочеркасский комендант В. А. Митрофанов, начинавший службу в 30-х годах в Донском учебном казачьем полку в Варшаве, дважды назначался ординарцем к Николаю Павловичу. Хотя он никогда не служил в гвардии (минус в глазах государя), а был выпускником университета, выбор начальства пал на него, поскольку он имел прекрасную лошадь и слыл искусным наездником. С самонадеянностью молодости при первом рапорте императору В. А. Митрофанов подлетел к нему, но неожиданно смутился и опустил глаза. Вот что рассказал он потом своему знакомому А. Карасеву: «При всей своей смелости я не мог выдержать ужасного блеска его левого глаза, из которого ярко светился конец докрасна раскаленного гвоздя и прожигал мои глаза. Я успел сравнить этот левый глаз с правым, но в этом последнем, кроме строгого спокойствия, я ничего не заметил; что же касается левого, то он пронизывал насквозь и мог привести в трепет даже не робкого человека». Во время второго доклада В. А. Митрофанов специально постарался смотреть в глаза Николаю Павловичу, но, как и в первый раз, не смог делать это долго. «Только тогда я убедился, — делился он своими впечатлениями, — что левый глаз императора был снабжен от природы каким-то особенным сиянием, на которое, несмотря на усилия, можно было глядеть в продолжение только двух, много трех секунд»^{1399}. Считалось, что только Мария Николаевна, обладавшая характером отца, могла выдерживать этот взгляд. Младшая дочь графа Ф. П. Толстого Е. Ф. Юнге особо отметила в воспоминаниях, что однажды ее отец отказался выполнить приказ императора по Академии художеств и, «спокойно выдерживая сердитый взгляд Николая, убивавший, как тогда говорили, на месте людей, приступил к изъяснению своих мотивов»^{1400}. Дочь императора великая княжна Ольга Николаевна также не обошла вниманием этот сюжет. «Уважение, внушаемое им, — писала она об отце, — исходило главным образом от его взгляда, который могли выдерживать только люди с чистой совестью; все искусственное, все наигранное рушилось, и всегда удавалось этому взгляду торжествовать надо всем ему враждебным»^{1401}.

Наиболее заметная и реальная черта внешности императора, прежде всего бросавшаяся в глаза современникам, — высокий рост и длинные ноги. Об этом, независимо от политических взглядов, мемуаристы пишут единодушно^{1402}. Маркиз де Кюстин отмечал, что «император на полголовы выше обыкновенного роста»^{1403}. Шведский военный министр В. В. Гаффнер, сопровождавший во время визита в Петербург в 1846 году наследного принца Швеции, пишет о Николае Павловиче: «…наружность его атлетическая, ростом он почти в два метра, хорошо сложен, с красивым лицом»^{1404}. Во время одного из разговоров с М. А. Корфом в 1849 году, по свидетельству мемуариста, «в доказательство обмельчания у нас народа, государь рассказывал, что прежде он был по росту 22-м в первой шеренге Преображенского полка, потом сделался 15-м, а теперь уже стоит 13-м»^{1405}. Благодаря Ксенофонту Полевому, поместившему в своих записках письмо брата Николая Алексеевича от 24 ноября 1838 года, можно назвать точный рост императора. После окончания пьесы Н. А. Полевого «Дедушка русского флота» Николай Павлович подошел к Василию Каратыгину с приветливыми словами. «Ты совершенный Петр Великий!» — сказал он, любуясь им. «Нет, государь, он был выше меня: 2 аршина 14 вершков». — «А в тебе?» — «Двенадцать». Государь померился с ним. «Всё ты выше меня: во мне 10 1/2»^{1406}. Нетрудно посчитать, что в переводе на современную метрическую систему рост императора был 189 сантиметров (Петра I — 203,5).