Николай I

Распорядок дня Николая Павловича был плотным, и времени для досуга оставалось немного. Публичные мероприятия в виде новогодних приемов, балов и других церемоний, как правило, являлись продолжением работы, продолжением службы. Самыми многолюдными были новогодний «народный маскарад» в Зимнем дворце, куда 1 января открывался доступ всем желающим, и праздник в Петергофе 1 июля по случаю дня рождения императрицы. Впрочем, революция 1848 года внесла свои поправки. Описывая иллюминацию и бал в Петергофе в июле 1850 года (в тот год назначенные на 3 июля), барон М. А. Корф меланхолически заметил: «При чудесной погоде и необыкновенном изяществе иллюминации и всего убранства целое походило на сказку из тысячи и одной ночи; но все же это был не прежний Петергофский народный праздник, укоренившийся, так сказать, в наших обычаях и преданиях, подобно бывалым прежде 1-го января народным же маскарадам в Зимнем дворце. Многие старожилы сожалели, даже и в политическом отношении, об отмене, с некоторого времени, того и другого»^{1794}.

О посещении театров, балов и маскарадов императорской фамилией, а также о любви Александры Федоровны к танцам уже говорилось. К началу 30-х годов характер бальных танцев существенно изменился. «В то время только что вошла в моду французская кадриль, — писала М. Ф. Каменская, вспоминая зиму 1831/32 года, — матрадур, краковяк и даже экосез были уже изгнаны; на вечерах только и танцевали, что вальс, галоп да французскую кадриль без конца…»^{1795} Семь лет спустя, передавая свое впечатление от придворного бала во дворце великого князя Михаила Павловича, маркиз де Кюстин со свойственным ему брюзжанием заметил: «…Танцевали одни полонезы, вальсы да те выродившиеся контрдансы, какие на французско-русском наречии именуются кадрилями; даже мазурки в Петербурге танцуют не так живо и изящно, как в Варшаве»^{1796}. Рассказывая о последней светской зиме своих родителей в начале 1838 года, великая княжна Ольга Николаевна заметила: «Это было время, когда танцы, и особенно мазурка, достигли своего апогея… Мама любила танцевать и была прелестна. Легкая как перышко, гибкая как лебедь — такой еще я вижу ее перед собой в белоснежном платье, с веером из страусовых перьев в руках. Папа танцевал в виде исключения, только кадрили»^{1797}. Впрочем, он мог открыть бал полонезом.

В своих воспоминаниях великая княжна Ольга Николаевна несколько раз отмечает нелюбовь отца к балам, объясняя это ссорами его с братом из-за того, каких офицеров приглашать на них (тех, как считал Михаил Павлович, которые хорошо служат, или тех, что хорошо танцуют, как хотелось дамам). «Папа терпеть не мог балов, — пишет она, — и уходил с них уже в двенадцать часов спать, в Аничкове чаще всего в комнату рядом с бальной залой, где ему не мешали ни музыка, ни шум». Николай Павлович «принимал балы как неприятную необходимость, не любил их. Ему больше нравились маскарады в театре, которые были подражанием балам в парижской «Опера». Как Гарун аль-Рашид, он мог там появляться и говорить с кем угодно. Благодаря этому, ему удавалось узнать многое, о чем он даже не подозревал, в том числе и о недостатках, которые он мог устранить, и о необходимости кому-то помочь…». На «китайском маскараде» 1837 года Николай Павлович был одет мандарином с искусственным толстым животом, в розовой шапочке и с косичкой^{1798}. Более скромными и более семейными были балы в Аничковом дворце, на которых число приглашенных немногим превышало сто человек. И совсем интимными — «вечерние собрания» у Александры Федоровны.

Загородные резиденции позволяли уединиться в большей степени. Прежде всего это касалось петергофской «Александрии» и отчасти Царского Села. Пребывание в Гатчине обычно воспринималось как время для дачных увеселений, хотя это и казалось многим странным. 19 октября 1854 года фрейлина А. Ф. Тютчева писала в дневнике: «Я не понимаю, почему двор выбирает Гатчино именно тогда, когда хочет веселиться. Образ жизни здесь совершенно особый, похожий на жизнь в деревне. Для обедов и завтраков собираются в Арсенале, там же проводят вечера за музыкой, днем играют в petits jeux и в шарады, катаются с деревянных гор. Организуются прогулки в экипажах всякого рода: ландо, фаэтонах, шарабанах и кабриолетах с самой фантастической упряжкой; охоты, в которых принимают участие дамы»^{1799}.