Николай и Александра

Ранней осенью 1915 года исполнился двадцать один год с того дня, когда Александра Федоровна стала императрицей всероссийской. До сих государыня мало интересовалась политикой и не проявляла никакого честолюбия. Во внутренние дела державы она вмешивалась лишь тогда, когда следовало заступиться за Распутина. С министрами была едва знакома и первые десять лет своего замужества относилась к ним чуть ли не с благоговением. Лишь с большим трудом в 1905 году графу В. Б. Фредериксу удалось однажды убедить императрицу обсудить с государем какой-то политический вопрос. Когда министр двора вернулся и снова обратился к ней с той же просьбой, молодая женщина расплакалась. Однако с рождением сына и появлением во дворце Распутина всякий раз, как государыне казалось, что старцу угрожает опасность, она вмешивалась в дела управления страной. И тогда она становилась беспощадной: снятие Коковцова с поста премьер-министра было, по существу, делом ее рук. Но, не имея опыта ведения государственных дел, в присутствии министров императрица по-прежнему робела и молчала.

Когда же государь стал верховным главнокомандующим, все пошло по-другому: вакуум, образовавшийся в гражданской администрации, стал заполняться его супругой. Ни о каком регентстве не могло быть и речи. По существу, это было как бы распределение домашних обязанностей между супругами, что вполне соответствовало традициям русского самодержавия. «Когда император отправился на войну, вместо него, естественно, стала править его супруга», – по словам сэра Бернарда Пэйрса, это заявил великий князь Александр Михайлович, находивший такой выход вполне естественным.

Подобным же образом рассуждал и царь, что видно из его писем: «Подумай, женушка моя, не прийти ли тебе на помощь к муженьку, когда он отсутствует, – писал он после отъезда в Ставку. – Какая жалость, что ты не исполняешь такой обязанности, давно уже, или хотя бы на время войны». В письме от 23 сентября 1916 года император указывал: «Да, действительно, тебе надо бы быть моими глазами и ушами там, в столице, пока мне приходится сидеть здесь. На твоей обязанности лежит поддерживать согласие и единение среди министров – этим ты приносишь огромную пользу мне и стране! Я так счастлив, что ты наконец нашла себе подходящее дело! Теперь я, конечно, буду спокоен и не буду мучиться, по крайней мере, о внутренних делах».

На следующий день он писал супруге: «Ты действительно очень поможешь мне, если поговоришь с министрами и будешь за ними наблюдать». В тех случаях, когда императрица чувствовала себя неуверенной и извинялась за свою дерзость, царь ее успокаивал: «Тебе не в чем винить себя, напротив, я должен быть признателен тебе за то, что в этом серьезном деле благодаря тебе достигнут такой успех».

После того как Николай II сам попросил у супруги помощи, императрица стала стараться изо всех сил. Пытаясь достичь «согласия и единения среди министров», при управлении внутренними делами она проявила ту же решительность и целеустремленность, как и в борьбе за жизнь сына. Не имея опыта, государыня совершала множество грубейших ошибок. Людей она подбирала наугад и не всегда умела определить, правдивые ли факты доносят до ее сведения, при этом зачастую полагаясь на впечатления, вынесенные из одной краткой встречи с тем или иным лицом. Со временем уверенность ее в собственных силах окрепла, и в сентябре 1916 года императрица с гордостью сообщила мужу: «Я больше уже ни капли не стесняюсь и не боюсь министров и говорю по-русски с быстротой водопада!»

Распутин был не только советчиком императрицы, но и мерилом для оценки людей. «Хорошие» люди следовали советам «старца» и почитали его. «Дурные» же люди его ненавидели и сочиняли про него отвратительные небылицы. Старания «хороших» людей должны быть вознаграждены, поэтому их следует назначать на важные должности. От «дурных» людей не может быть никакого проку, поэтому тех из них, которые занимают ответственные должности, следует увольнять. Александру Федоровну не очень-то заботило, обладает тот или иной кандидат соответствующими знаниями или опытом. Главное, чтобы его назначение было одобрено «Божьим человеком». Симпатии данного лица к Распутину были гораздо важнее умения разбираться в вопросах снабжения боеприпасами, продовольствием или дипломатии.

Каждый новый кандидат в члены Совета министров оценивался следующим образом: «Он любит нашего Друга… Он почитает нашего Друга… Он называет нашего Друга отцом Григорием… А не враг ли он нашему Другу?» В отличие от Думы, само существование которой царица воспринимала как пощечину самодержавию, к Совету министров императрица относилась как к законному органу, члены которого назначаются государем, несут ответственность только перед ним и нужны для управления государством. Но Александра Федоровна не могла допустить, чтобы кто-то из министров перечил императору. Если какой-то министр был несогласен с государем, у императрицы тотчас возникало подозрение, что он сотрудничает с Думой, и мысль эта приводила ее в бешенство.