Русской земли царь, когда ты услышишь звон колокола, сообщающий тебе о смерти Григория, то знай: если убийство совершили твои родственники, то ни один из твоей семьи, т. е. детей и родных не проживет дольше двух лет. Их убьет русский народ. Я ухожу и чувствую в себе Божеское указание сказать русскому царю, как он должен жить после моего исчезновения. Ты должен подумать, все учесть и осторожно действовать. Ты должен заботиться о своем спасении и сказать твоим родным, что я им заплатил своей жизнью. Меня убьют. Я уже не в живых. Молись, молись. Будь сильным. Заботься о твоем избранном роде.
Поскольку суть заговора состояла в том, чтобы заманить Распутина в подвал дворца на набережной Мойки, то молодой князь принялся обхаживать старца.
«Доверие Распутина ко мне – столь важное для осуществления нашего плана – росло с каждым днем, – писал Юсупов. – И когда я… предложил ему приехать ко мне в один из ближайших дней, чтобы вместе провести вечер, Распутин охотно согласился».
Причиной тому было не только расположение к обаятельному молодому человеку и желание посидеть вечерком за чашкой чая, но и стремление увидеть славившуюся красотой княгиню, с которой старец еще не был знаком. Юсупов вспоминал: «…Распутину давно хотелось познакомиться с моей женой, и, думая, что она в Петербурге, а родители мои в Крыму, он сказал, что с удовольствием приедет. Жены моей в Петербурге еще не было – она находилась в Крыму, с моими родителями, но мне казалось, что Распутин охотнее согласится ко мне приехать, если он этого знать не будет».
Наживка была аппетитной, и Распутин клюнул на нее. Узнав о предстоящем ужине, и Симанович, и Вырубова пытались отговорить Распутина от поездки в гости. Впоследствии Анна Александровна писала: «16 декабря государыня послала меня к Григорию Ефимовичу отвезти ему икону… Я слышала от него, что он собирается очень поздно ехать к Феликсу Юсупову знакомиться с его женой, Ириной Александровной. Хотя я знала, что Распутин часто видался с Феликсом Юсуповым, однако же мне показалось странным, что он едет к ним так поздно… Вечером я рассказывала государыне, что Распутин собирается к Юсуповым знакомиться с Ириной Александровной. „Должно быть, какая-то ошибка, – ответила государыня, – так как Ирина в Крыму, а родителей Юсуповых нет в городе“».
К вечеру подвальное помещение дворца было подготовлено для расправы. Юсупов так описывает эту комнату: «Она была полутемная, мрачная, с гранитным полом, со стенами, облицованными серым камнем, и с низким сводчатым потолком… резные, обтянутые потемневшей кожей стулья… небольшие столики, покрытые цветными тканями, шкаф с инкрустациями, внутри которого был сделан целый лабиринт из зеркал и бронзовых колонок. На этом шкафу стояло старинное Распятие из горного хрусталя и серебра итальянской работы XVI века… На полу лежал большой персидский ковер, в углу, где стоял шкаф… шкура огромного белого медведя… Посередине комнаты поставили стол, за которым должен был пить свой последний чай Григорий Распутин.
…На столе стоял самовар и много разных печений и сластей, до которых Распутин был большой охотник. На одном из шкафов приготовлен был поднос с винами и рюмками. Топился большой гранитный камин, дрова в нем трещали, разбрасывая искры на каменные плиты… Из шкафа с лабиринтом я вынул стоявшую там коробку с ядом, а со стола взял тарелку с порошками… Доктор Лазоверт[82], надев резиновые перчатки, взял палочки цианистого калия, растолок их и, подняв отделяющийся верхний слой шоколадных пирожков, всыпал в каждый из них порядочную дозу яда». Закончив свою работу, доктор бросил перчатки в огонь. Это была ошибка: камин задымил, и комната наполнилась удушливым дымом.
Распутин тоже приготовился к встрече. Приехав в полночь к нему домой, Юсупов увидел, что старец одет в белую шелковую рубашку, вышитую васильками; черные бархатные шаровары и высокие сапоги на нем были совсем новые. От него исходил сильный запах дешевого мыла. Уводя его к себе в подвал, Юсупов обещал, что, хотя княгиня Ирина устраивает наверху вечеринку с друзьями, она скоро спустится вниз. Сверху доносились звуки пластинки с записью «Янки дудль», которую бесконечно ставили на граммофон остальные заговорщики, чтобы создать впечатление, будто там в разгаре вечеринка.