Николай и Мария

Когда Николай всхлипнул в последний раз, подполковник спросил:

- Скажи, как на духу. Почему ты не застрелился? Ты бы этим весь узел развязал.

- Я офицер, - ответил Николай, - стреляться на службе считаю за позор, да у меня и времени не было. Вы так быстро приехали.

"Ну-ну, - подумал подполковник, - он все-таки чок". а вслух произнес:

- Мы приехали через полчаса, да и после выстрела у тебя целых три минуты было.

- Вы приехали через полчаса? - лейтенант вздрогнул и потупился. А подполковник задумчиво говорил:

- Служба - это хорошо, и долг офицера тоже. Хотя чего не бывает даже с доблестным офицером...

Лейтенант Румянцев начал о чем-то догадываться.

- Что будет со мною дальше, товарищ подполковник?

Тот отвалился на спинку командирского кресла, прищурился и процедил:

- А дальше, лейтенант, загудишь ты без чести и доблести в одно непроницаемое заведение.

- В тюрьму?

- Хуже.

Лейтенант Румянцев все понял. Встал и сказал:

- Я готов.

- Еще не готов, - сказал подполковник и кликнул конвой. - Увести лейтенанта Румянцева и дать ему переодеться по гражданке. Да не забудьте накормить его.

Переодеваясь в гражданское, лейтенант Румянцев обнаружил в пиджаке забытую заначку - сторублевку. Свернул ее в узкую трубочку и просунул в прорезь трусов вдоль резинки.

В это время подполковник Пепелюга звонил своему старому знакомцу, главному психиатру секретной клиники. Его разговор подслушал проходящий лейтенант Болдырев. Он остановился у двери. И вот что он услышал.

- Эдуард Михайлович! Эдик! Сколько лет, сколько зим! Это я, подполковник Пепелюга. У нас большая неприятность. Лейтенант Румянцев, можно сказать, мой лучший боец, застрелил свою горячо любимую жену. Отелло, говоришь? Нет, не из ревности, а черт его знает из чего. Причины нет или она неизвестна. Это по твоему ведомству. Проверь парня на рассудок. Если его помрачение временное, то отпусти. а мы его дело представим как несчастный случай. Лейтенант Болдырев с моими молодцами привезет его к тебе. Он его старый друг и все тебе о нем расскажет. К тому же он свидетель. Это не все. Если парень небезнадежен, то на всякий кляк не торопись оформлять его прием, не стоит портить ему анкету... Ну, добро. Привет Мусеньке.

Лейтенант Болдырев отпрянул от двери.

Главный психиатр Эдуард Михайлович Лигостаев принял сначала лейтенанта Болдырева и долго выспрашивал подробности столь необычного дела. Особенно его заинтересовали лепестки на мертвом теле и мольба убийцы о воскресении жертвы.

- Скажите, лейтенант, а Румянцев действительно умолял врача, обыкновенного врача, воскресить жертву, или с его стороны это были бессмысленные выкрики?

- Товарищ профессор, он умолял. Это чувствовалось по голосу.

Профессор вздохнул.

- Возвращайтесь в часть, лейтенант. А мы разберемся. Возможно, вашего друга придется на какое-то время попридержать. Я об этом сообщу вашему командиру.

Лейтенант Болдырев вышел, а профессор позвонил на вахту:

- Новенького ко мне. Его прием зарегиструете позже. Я вам дам знать.

Двое охранников привели Николая и удалились по знаку начальника. Главный психиатр сразу обратил внимание на глаза вошедшего: невероятные глаза!

Разговор был долгий. Профессор задавал вопросы, выслушивал ответы. Некоторые ответы отмечал про себя, не записывая. Вместо записи рисовал чертиков на бумаге. Среди разных направленных вопросов был такой:

- Николай, вы просили врача воскресить Машу. Помните?

- Помню.

- Вы верите в воскресение из мертвых?

- Вообще не верю, но тогда верил.

Профессор отметил про себя: "Абстракция проходит".

- А вы следите за мной, - улыбнулся профессор.

- А вы, товарищ профессор, задаете слишком тонкие вопросы, - ответил Николай. Разговор его утомил. Его глаза временами стали как бы запотевать дымкой. В конце концов он сорвался: - Выпустите меня. Я совершенно здоров!

Профессор спокойно сказал:

- Не могу. Если я выпущу вас отсюда, вы пойдете под суд за свое преступление. Суд в свою очередь столкнется с необъяснимой психологической загадкой и направит вас обратно ко мне. Вы понимаете?

- Не понимаю, - глухо сказал Николай, глаза его замутились.

Профессор отметил про себя: "Абстракция не проходит".

- Вы пытаете меня! Вы издеваетесь надо мной! - сорвался опять Николай.

Профессор вздохнул. Налил воды из графина в стакан и придвинул его к Николаю.

- Выпейте и успокойтесь.

Николай поглядел на стакан и отодвинул его в сторону.

- Я не пью. Завязал.

Профессор отметил про себя: "Ложная реакция". Вздохнул и вызвал охрану.

- Пациента в сорок девятую. Принять по форме.

Лица охранников-санитаров многозначительно вытянулись. Сорок девятая предел, вплоть до побоев и смирительной рубашки. А форма: трусы, майка, шлепанцы и голый топчан.

Николая увели в сорок девятую. Он расстался с верхней одеждой, лег на голый топчан и задумался. От ужина отказался: не до того! Надо действовать! Охрана на каждом этаже, все коридоры просматриваются телеглазами. В голове гудело, но мысли работали, как часы. Надо бежать!