Николай II

Жильяра и английского учителя Гиббса, которые хотят вернуться к царской семье, не пускают к ней, но, как иностранных подданных, оставляют в живых. Жильяр пытается прибегнуть к заступничеству, обращаясь к английскому и шведскому консулам в Екатеринбурге (французский находился в отпуске), напирая на то, что их ждет насильственная смерть. Те только качают головой: «Разве с ними что-то должно случиться?».

Жильяру и Гиббсу удается в последний раз пройти мимо строго охраняемого дома, где содержится царская семья. Они видят, как поваренка и матроса Нагорного, дядьку Алексея, сажают в машину. Нагорный протестовал против того, что часовые отобрали у Алексея икону, у которой он молится на ночь. Тем самым Нагорный подписал себе смертный приговор, вскоре его расстреляли в тюрьме. Когда его увозят, Жильяр, Гиббс и врач Деревенько, единственный, кто поддерживает связь между царской семьей и внешним миром, проходят мимо Ипатьевского дома. Нагорный ни словом, ни жестом не показывает, что узнал их, чтобы не подвергать опасности, и молчит, пока машина не скрывается за углом. Жильяр впоследствии пишет, что никогда не забудет этот взгляд.

Сам он, не допускаемый больше к царской семье, но остававшийся на свободе, отправился в Тюмень, уже занятую белыми и управляемую генералом Колчаком (бывшим адмиралом Черноморского флота)[163]. Когда белая армия несколько дней спустя вошла в Екатеринбург, Ипатьевский дом, где находилась царская семья, оказался пустым. Вид разоренных комнат и подвала с пулевыми пробоинами и пятнами крови позволял предположить худшее.

Для выяснения судьбы царской семьи Колчак назначил следователя; его преемник, прокурор Соколов[164] на многие месяцы погрузился в кропотливую работу, чтобы установить обстоятельства гибели последнего царя и его семьи и местонахождение их останков. Идентификация и упорядочение найденных в доме доказательств была возможна только с помощью Жильяра и Гиббса.

Члены Екатеринбургского Совета, чекисты и участники расстрела бежали перед падением Екатеринбурга. Поэтому удалось разыскать и схватить лишь отдельных причастных к убийству лиц. На основании их показаний картина гибели царской семьи прояснилась; с помощью крестьян удалось также найти лесную поляну близ деревни Коптяки, где останки семьи были сброшены в шахту.

Комендант «дома особого назначения» Юровский оставил машинописный документ, нечто вроде протокола. Там описаны все детали казни вплоть до уничтожения следов, а также мер, принятых для того, чтобы тела нельзя было найти и опознать. Фамилии участников он вписал от руки. По политическим соображениям Юровский не дал этому документу официального хода (об исполнении казни он донес своим начальникам в Москву шифрованной телеграммой); после смерти Юровского документ хранился у его сына, который скончался в 1991 году в Ленинграде, переименованном в том году снова в Петербург[165].

Поэтому в мире распространялись всевозможные мистификации и версии убийства царской семьи, в том числе о якобы уцелевших жертвах бойни. В начале девяностых годов в Москве появились публикации, имеющие целью реабилитировать первое Советское правительство, несмотря на несомненно доказанную причастность Ленина и Свердлова к расправе над семьей царя. Вместо этого предпринимались попытки возложить всю вину на Екатеринбургский Совет, который действовал якобы самочинно (что опровергается приводимыми здесь документами), или приводились показания мнимых свидетелей, которые видели отдельных членов семьи в Сибири после момента убийства. Как ни удивительно, эти бессмысленные попытки оправдания и в наше время находят поддержку в некоторых западных публикациях. Дело в том, что обвиняемый в убийстве комиссар действовал с санкции Московского ЦК и Свердлова. Это подтверждает телеграмма, найденная после бегства областного Совета на екатеринбургском телеграфе.

Начальник ЧК, образованный часовщик Янкель Юровский, приступил к исполнению приказа после основательной подготовки. Он был одним из доверенных лиц нового Советского правительства в Екатеринбурге, где сделал политическую карьеру благодаря своей дружбе со Свердловым. Не случайно дорогое кольцо одной из великих княжен вскоре после убийства оказалось на руке сестры Троцкого. Значительная часть вещей и ценностей убитых, которыми не успел распорядиться Юровский, досталась участникам расстрела, которые устроили целый склад, как показывает опись фонда Соколова.

Юровский тщательно отобрал двенадцать человек в отряд особого назначения. Награду за исполнение приказа им выдали заранее. В убийцы пошли главным образом чекисты, среди которых было много военнопленных. Кроме винтовок и штыков, членам отряда выдали наганы. Сам Юровский вооружился двумя пистолетами — «кольтом» и «маузером» (позднее они демонстрировались в Политехническом музее в Москве, директором которого Свердлов назначил Юровского после преступления; сейчас, правда, их убрали)[166].