Николай II

В первый год войны царь посещал не только Ставку и фронты, но и многие другие районы. Только в первые месяцы 1915 года побывал в Киеве, Полтаве, Севастополе, Екатеринославе, Гельсингфорсе (Хельсинки), Львове, Перемышле, Каменец-Подольском, Бродах и других местах Галиции, а также в Николаеве, Одессе, Твери. Знакомился с положением дел на месте, выслушивал рапорты должностных лиц, совершал объезды различных территорий, осматривал хозяйственные и военные объекты.

И при любой, самой непродолжительной разлуке муж и жена писали друг другу. Император признавался: «Каждый раз как я вижу конверт с твоим твердым почерком, мое сердце подпрыгивает несколько раз и я скорей запираюсь и прочитываю, или, вернее, проглатываю письмо». Сам царь корреспондировал реже, в характерной для него манере отстраненности от событий. Чувствами пронизаны лишь те фрагменты, где говорится о военных поражениях или о победах, а также повествуется об отношении к жене и детям.

Венценосцы страстно молились вместе и порознь, прося у Всевышнего помощи. После встречи Нового, 1915 года, Николай II записал: «В 11 ч. 45 мин. пошли к молебну. Молились Господу Богу о даровании нам победы в наступающем году и о тихом и спокойном житии после нее. Благослови и укрепи, Господи, наше несравненное доблестное и безропотное воинство на дальнейшие подвиги».

Какие-либо закулисные переговоры с врагом о заключении сепаратного мира император безусловно отвергал. Ведь это предательство и России, и армии, и союзников! Царица придерживалась аналогичного убеждения. Летом 1915 года, когда стали циркулировать слухи о возможности скорого перемирия, они при каждом удобном случае категорически их опровергали. После разговора с великим князем Павлом Александровичем Александра Федоровна писала супругу: «Я сказала ему, что ты и не помышляешь о мире и знаешь, что это вызвало бы революцию у нас, — потому-то немцы и стараются раздувать этот слух. Он сказал, что слышал, будто немцы предложили нам условия перемирия. Я предупредила его, что следующий раз он услышит, будто я желаю заключения мира». Предполагая это, она как в воду глядела. Довольно скоро подобные слухи получили широкое хождение.

Домыслы лично ее задевали мало. Было обидно и больно за Ники. Александра Федоровна верила в милость Господа. Он поможет ее навсегда единственному, которому приходилось так нелегко! С начала войны Ники сделался таким задумчивым! У него теперь такие грустные глаза, а сон его стал тревожным и непродолжительным! И хотя супруг не жаловался на здоровье, но любящее сердце разве обманешь? Его, конечно же, угнетала эта ужасная война, конца которой все не видно! Заботы мужа, его тяжелые обязанности чрезвычайно волновали императрицу. «Ненавижу быть вдали от тебя, когда ты мучишься», — восклицала в письме. Раньше оказывала мужу лишь моральное сочувствие, теперь, во время этого «страшного испытания», она решила непосредственно помогать ему и в делах государственных.

Существовало ли вообще влияние царицы на дела государства? Да, она воздействовала на императора, стараясь добиться от него определенных решений. В принципе, само по себе, это не может выставляться в качестве обвинения. Ее интерес к политической деятельности не являлся следствием злокозненных устремлений, личных амбиций, а коренился в женском сердце. Александра Федоровна не сомневалась, что если мужу трудно, она должна разделить его ношу. Безбрежная любовь давала силы и уверенность.

Важнейшее обстоятельство, «стимулировавшее» политическую активность Александры Федоровны, заключалось в позиции самого царя. Его частые и все более продолжительные отлучки из столицы неблагоприятно сказывались на ходе дел, что он хорошо понимал. Нужно было принимать решения, и никто не мог взять на себя ответственность — это бремя монархов. Александра же редко куда выезжала, прекрасно была осведомлена о настроениях и мнениях самодержца и могла заменить его в некоторых случаях, тем более что он ей целиком доверял.

Императрица «втягивалась» в государственные дела постепенно. В первые месяцы войны она была занята исключительно благотворительной деятельностью и никаких советов и рекомендаций мужу не давала. «О, дорогой мой, как бесконечно ты мне дорог! Если бы я могла помочь тебе нести тяжелое бремя, ты так безмерно отягощен», — сетовала царица в октябре 1914 года. Пока она была еще убеждена, что не может давать советы мужу в политических делах. Однако эти представления постепенно менялись. Понимая, что для выполнения миссии правителя надо много и долго учиться, а просто так, в одночасье, царями не становятся, она заключила, что, довольно долго находясь рядом с самодержцем, сумела много увидеть и понять. Кроме того, у нее ведь есть великое чувство любви к мужу и к его России, сильная воля и благословение Господа! Разве этого не достаточно? Ведь «дорогой Григорий» много раз говорил, что сердце ее обмануть не может.