Николай II

Послания Александры Федоровны очень исповедальны; здесь и признания в любви, и размышления о жизни, смерти, о мире. Она всегда так писала; это существовало в душе нераздельно. Той весной в Греции произошло страшное землетрясение, было много разрушений и человеческих жертв. Ее кузина София (жена наследника греческого престола Константина, урожденная прусская принцесса) прислала письмо с описанием подробностей. Аликс несколько дней не могла успокоиться. «Нет, это слишком ужасно, слов нет, чтобы это выразить, как они жили в постоянном страхе быть распыленными в атомы. Это будто наказание за великий грех — это непонятно, — но Бог знает, за что он ниспослал на них такое бедствие, хотя оно и кажется нам жестоким. Сколько горя в жизни и сколько испытаний, и как трудно перенести их терпеливо, а с другой стороны, дорогой мой, мы недостаточно благодарны за все те радости, которые нам дает жизнь. Я уверена, что эти пять лет были полезны для нас обоих. Знаю, что они заставили думать о Боге гораздо больше, чем прежде. Страдания нас приближают к Богу, не так ли? А когда думаешь о том, что Иисус Христос перенес ради нас, наши горести кажутся ничтожными, а мы жалуемся и ропщем и не терпим, как Он терпел».

Молодая, впечатлительная принцесса не знала того, что грядет. Не ведала, что самые страшные испытания в будущем выпадут не кому-то, а именно ей, желавшей жить праведно, смиренно, в соответствии с волей Всевышнего. Именно она окажется в эпицентре грандиозных исторических событий, в водовороте таких политических страстей, такой ненависти и безысходности, что все другие примеры и случаи из жизни, которые знала, померкнут перед собственной участью. Но это все случится потом, в «другом веке», а пока на душе лишь радость и надежда. Она любит и сама любима. Тем летом мир и жизнь для нее являлись особо прекрасными. Летом 1894 года записала: «Поскольку прошлое миновало и никогда не вернется, а будущего мы не знаем, лишь настоящее можно назвать нашей собственностью».

Она хотела умно распорядиться этим своим достоянием. Горела желанием немедленно начать приобщаться к истории и религии своей будущей родины. Особо важным являлся вопрос о языке. Алиса в совершенстве владела немецким и английским. На последнем они почти все время общались с Ники. Французский знала хуже и в разговоре делала ошибки. Понимая, что в России язык Вольтера, Бальзака и Гюго широко распространен в высшем свете, старалась самостоятельно совершенствоваться в нем. Но главное — усвоить русский язык. Сестра Элла в Кобурге пообещала, что сразу же пришлет к ней свою учительницу русского языка Екатерину Шнейдер. Недели шли, а она все никак не приезжала. Алиса несколько раз спрашивала в письмах жениха, «куда подевалась дамочка». Долго не было и священника: ректор Петербургской духовной академии и духовник царской семьи отец Иоанн Янышев прибыл к ней лишь в середине лета. Пока же читала книги о России, о православии, которые оставил ей муж сестры Эллы Сергей.

Постоянно думала о том, как сложится ее жизнь в далекой и непонятной пока еще стране. Своими соображениями и опасениями делилась с Ники. «Дорогой мой, если бы ты был всегда около меня, ты бы помогал мне и направлял меня на путь истины. Я не стою тебя, я знаю, что мне еще надо многому научиться, потому повторяю — отложим пока нашу свадьбу, хоть разлука и тяжела, но лучше не спешить. Подумай хотя бы о религиозном вопросе, — ты не сможешь ожидать, чтобы я все поняла сразу, а знать что-либо наполовину нехорошо; я должна хоть немножко знать язык, чтобы быть в состоянии хоть немного следить за службами».

Ее волновал и другой вопрос: как сложатся отношения с родителями Ники. Она хотела, чтобы здесь была полная определенность. 4 мая (22 апреля) писала из Виндзора: «Хорошо представила себе твой восторг по прибытии домой; какое счастье целовать родителей и получить их благословение! Хорошо тому, кто не сирота. Как мило со стороны твоей матери, что она попросила меня не называть ее больше тетей. Я с радостью буду их называть Отцом и Матерью, но говорить Папа и Мама еще не могу пока решиться; это мне слишком живо напоминает прошлое, и опять пробуждается тоска по дорогим моим. Но твои Родители всегда будут моими, и я буду их любить и уважать».