Николай II

«Пользуюсь отъездом Извольского, чтобы поговорить с тобой немного по душе…

Прежде всего, спешу тебя успокоить тем, что в общем положение стало, конечно, лучше, чем оно было неделю тому назад!

Это бесспорно так! Также не может быть сомнения в том, что положение России еще очень трудное и серьезное.

В первые дни после манифеста нехорошие элементы сильно подняли головы, но затем наступила сильная реакция, и вся масса преданных людей воспряла.

Результат случился понятный и обыкновенный у нас: народ возмутился наглостью и дерзостью революционеров и социалистов, а так как ⁹/₁₀ из них — жиды, то вся злость обрушилась на тех — отсюда еврейские погромы. Поразительно, с каким единодушием и сразу это случилось во всех городах России и Сибири. В Англии, конечно, пишут, что эти беспорядки были организованы полицией, как всегда — старая знакомая басня! Но не одним жидам пришлось плохо, досталось и русским агитаторам, инженерам, адвокатам и всяким другим скверным людям. Случаи в Томске, Симферополе, Твери и Одессе ясно показали, до чего может дойти рассвирепевшая толпа, когда она окружала дома, в которых заперлись революционеры, и поджигала их, убивая всякого, кто выходил. Я получаю много телеграмм отовсюду очень трогательного свойства с благодарностью за дарование свободы, но с явным указанием на то, что желают сохранения самодержавия. Зачем они молчали раньше — добрые люди?»

Православие, самодержавие, отечество, «Союз русского народа»

Они молчали, потому что в течение долгого времени и до последнего дня не знали, как поступить. Создание организации крайне правых наталкивалось на препятствие принципиального характера: создать такую организацию — значит признать, что царь нуждается в поддержке и что царский режим слаб. Кроме того, как объяснял писатель Константин Федорович Головин, «само появление народа на авансцене, даже народа самого благонадежного, уже заключает в себе что-то почти мятежное». Однако некоторые консерваторы считали, что полагаться на бюрократическое чиновничество более нельзя: его уже поразила гангрена либерализма, которая могла подточить режим изнутри. Тем не менее к концу 1900 года было создано «Русское собрание», своего рода клуб по обмену мнениями, в которое вступил — после намерения распустить его — сам Плеве. В собрание, где председательствовал князь Голицын, входило примерно сорок человек: генералы, крупные чиновники, юристы и публицисты, как, например, А. С. Суворин или В. М. Пуришкевич. «Русское собрание» распространило свою деятельность на провинцию, и в ноябре 1903 года представители его заверили царя, что они исповедуют три предмета веры: православие, самодержавие и отечество. Они выступали против любого позорного договора с Японией.

Пребывавшие в спячке во время революции 1905 года подлинно правые силы, место которых в какой-то мере занимала православная организация, состоявшая преимущественно из священников, — «Общество хоругвеносцев», растерялись перед подъемом революционного движения. По инициативе члена Государственного совета Б. В. Штюрмера они хотели разработать свою программу в противовес программе либералов, с которыми пыталось сотрудничать правительство. Однако безуспешно.