Николай II

Еще ночью (в 00.20 в ночь с 1 на 2 марта) царь, под нажимом Рузского, отправил телеграмму генералу Иванову: «Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать». В то же время Рузский своей властью распорядился не только прекратить отправку войск в подкрепление генералу Иванову, но и вернуть обратно в Двинский район уже отправленные с Северного фронта эшелоны. В ту же ночь из Ставки от имени Николая было послано на Западный фронт предписание — уже отправленные части задержать на больших станциях, остальных не грузить. Что же касается войск с Юго-Западного фронта (гвардии), то Ставка еще днем 1 марта сообщила генералу Брусилову, чтобы отправка не производилась до «особого уведомления».

В 3.30 мин. утра 2 марта состоялся разговор по телеграфу генерала Рузского с Родзянко. Родзянко заявил: «…ненависть к династии достигла крайних пределов», — и дальше повел речь об отречении Николая. Родзянко нагло врал генералу, что «весь народ» хочет вести войну до победного конца и что при исполнении требований «народа» все пойдет отлично: «…наша славная армия не будет ни в чем нуждаться… железнодорожное сообщение не будет затруднено… крестьяне и все жители повезут хлеб, снаряды и другие предметы содержания».

На что генерал Рузский ответил: «Дай, конечно, Бог, чтобы наши предположения в отношении армии сбылись, но имейте в виду, что всякий насильственный переворот не может пройти бесследно: что, если анархия перекинется в армию и начальники потеряют авторитет власти? Что будет тогда с родиной нашей?»

Родзянко ответил, что «переворот может быть добровольный и вполне безболезненный для всех».

Рузский немедленно связался по телеграфу со Ставкой в Могилеве и передал генералу Алексееву разговор с Родзянко.

Генерал Алексеев решился на беспрецедентный шаг — устроить «генеральский референдум» об отречении Николая II. 2 марта в 10.15 командующим фронтами и флотами из Ставки была разослана телеграмма, которую стоит процитировать целиком:

«Его Величество находится во Пскове, где изъявил свое согласие объявить манифест, идя навстречу народному желанию учредить ответственное перед палатами министерство, поручив председателю Государственной Думы образовать кабинет.

По сообщении этого решения главнокомандующим Северным фронтом председателю Государственной Думы последний, в разговоре по аппарату, в три с половиной часта 2 сего марта ответил, что появление такого манифеста было бы своевременно 27 февраля. В настоящее же время этот акт является запоздалым, потому что наступила одна из страшнейших революций, сдерживать народные массы трудно, войска деморализованы; председателю Государственной Думы хотя пока и верят, но он опасается, что сдерживать народные страсти будет невозможно, что теперь династический вопрос поставлен ребром и войну можно продолжать лишь при исполнении предъявленных требований относительно отречения от престола в пользу сына при регентстве Михаила Александровича.

Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения, и каждая минута дальнейших колебаний повысит только притязания, основанные на том, что существование армии и работа железных дорог находится фактически в руках петроградского Временного правительства. Необходимо спасти действующую армию от развала, продолжить до конца борьбу с внешним врагом, спасти независимость России и судьбу династии. Это нужно поставить на первом плане, хотя бы и ценою дорогих уступок. Если вы разделяете этот взгляд, то не благоволите ли телеграфировать весьма спешно свою верноподданническую просьбу Его Величеству через главкосева, известив меня.

Повторяю, что потеря каждой минуты может стать роковой для существования России и что между высшими начальниками действующей армии нужно установить единство мыслей и целей и спасти армию от колебаний и возможных случаев измены долгу. Армия должна всеми силами бороться с внешним врагом, а решение относительно внутренних дел должно избавить ее от искушения принять участие в перевороте, который более безболезненно совершится при решении сверху.

Алексеев

2 марта 1917 г.»

Если отбросить красивые фразы, то остается требование Ставки и командующего Северным фронтом генерала Рузского об отречении. Кто такой Родзянко? Толстый старикашка, о котором забудут через несколько недель. Беспорядки в Петрограде? Это уже серьезно, но не смертельно. В лагере восставших ужасно боялись войск с фронта. Депутат Думы Бубликов, впоследствии министр путей сообщения во Временном правительстве, написал в мемуарах: «Достаточно было одной дисциплинированной дивизии с фронта, чтобы восстание было подавлено. Больше того, его можно было усмирить простым перерывом ж.-д. движения с Петербургом: голод через три дня заставил бы Петербург сдаться. В марте еще мог вернуться Царь. И это чувствовалось всеми: недаром в Таврическом дворце несколько раз начиналась паника».