Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти...

Что же касается вопроса, почему Государь никому не рассказал о событиях, случившихся в Пскове, то ответ на него может быть только один. В своих воспоминаниях полковник В. М. Пронин вспоминал приезд Государя в Ставку после «отречения»: «Вагоны тихо проходят мимо меня; я стою „смирно“ и держу руку у козырька… Ветер качает вверху фонарь, и на вагонах играют гигантские причудливые блики… Поезд тихо остановился… Я оказался против второй площадки царского вагона. Глядя на вагон, в трех шагах от меня находившийся, я был поражен большим на нем количеством каких-то царапин и изъянов. Покраска местами как бы потрескалась и большими слоями поотваливалась — „будто следы от попавших в него мелких осколков снарядов“, — мелькнула мысль». [133]

Очень интересная деталь! Что произошло с царским вагоном за то время, как произошли события «отречения»? Кто и зачем обстреливал вагон Императора?

Мы уверены, что это напрямую связано с тем, почему Государь ничего не рассказал ни в Могилеве, ни позже в заточении о том, что произошло в Пскове 1–2 марта 1917 года. Ответ на этот вопрос может быть только один: Государя шантажировали. Причем это был очень страшный шантаж. Чем же могли заговорщики шантажировать Государя? Первый ответ, который напрашивается, — это жизнью Царской Семьи. Когда Анна Вырубова спросила Государя уже во время Царскосельского заточения, почему он не обратился с воззванием к народу и к армии, то Николай II, со слов Вырубовой, ответил: «Народ сознавал свое бессилие, а ведь тем временем могли бы умертвить мою семью».

Однако мы знаем, что Государь и раньше, и позже событий марта 1917 года ставил свою безопасность и безопасность своей Семьи на второе место после интересов Отечества. В 1906 году, когда жизни его Семьи угрожала непосредственная опасность, Государь отказался отправлять своих близких за границу, как это сделали некоторые великие князья, посчитав это недостойным русского Царя. Совершенно ясно, что если бы Николай II ставил жизнь своей Семьи на первое место, то он смог бы без особого труда добиться отправки ее за границу уже в марте 1917 года. И уж конечно, в 1918 году, когда немцы напрямую предлагали ему такой вариант. Мы знаем, что Николай II не пошел на это.

Нет, в марте 1917 года Государя шантажировали чем-то более важным, чем даже жизнь горячо любимой Семьи. Сейчас, конечно, трудно гадать, в чем заключался этот шантаж, но можно сказать однозначно, что речь шла о будущем России и победе в Мировой войне.

«Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага и для спасения Родной Матушки России», — объявлял он Родзянко в своей телеграмме. Он отрекся, ни поставив никаких условий лично для себя и своей Семьи, отрекся жертвенно. «Когда в силу страшных обстоятельств („кругом измена, и трусость, и обман“) стало ясно, что он не может исполнять долг Царского служения по всем требованиям христианской совести, он безропотно, как Христос в Гефсимании, принял волю Божию о себе и России. Нам иногда кажется, что в активности проявляется воля, характер человека. Но требуется несравненно большее мужество, чтобы тот, кто „не напрасно носит меч“, принял повеление Божие „не противиться злому“, когда Бог открывает, что иного пути нет. А политик, которым движет только инстинкт власти и жажда ее сохранить во что бы то ни стало, по природе очень слабый человек. Заслуга Государя Николая II в том, что он осуществил смысл истории как тайны воли Божией», — пишет протоиерей Александр Шаргунов. [134]