– Пойдем вместе. Нехорошо шарить по чужим вещам. Адина не поняла бы меня, – заявил Волков.
– Какая же ты все же мразь!
– Какой уж есть, дорогой тестюшка. Давай, двигай.
Волков и Глозман с ключами прошли в кабинет.
У сейфа Федор остановил ювелира.
– Ты вот что, папаша, давай без дураков. Иначе я не сразу стану ломать тебе хребет, сначала отрежу язык и положу на ящик. Будешь лежать и смотреть на него. А теперь открывай!
Глозман нажал восемь кнопок. Внутри что-то щелкнуло, затем он вставил ключи в две скважины и одновременно повернул их. Массивная дверь открылась.
Волков отодвинул ювелира и заглянул в сейф. Там лежала небольшая сумка.
– Где драгоценности, Натан Давидович? В сумке?
– Да. Забирай и уходи!
– У тебя тут и пачка ассигнаций, а говорил, что без наличности остался.
– Это запас на черный день.
– Так вот он и наступил, самый черный для тебя день. – Волков полез в бюро.
Глозман понял, что если пытаться бежать, то сейчас. Он что есть силы толкнул Волкова на сейф и рванулся за стол, но Федор был проворнее пожилого ювелира. Он догнал Глозмана у двери кабинета. В его руке блеснула сталь небольшого ножа.
– Нет, – вскрикнул несчастный старик, схватился рукой за сердце и побледнел.
Глаза его закатились, и он рухнул на пол.
– Опа! – воскликнул Волков. – Чувств, что ли, лишился старикан. Ох уж мне эти интеллигенты. Валятся в обморок, как девицы, узнавшие о том, что беременны.
Волков наклонился над тестем. Глозман не дышал, на углах губ показалась пена. Пульс не прощупывался. Волков распахнул его халат и приник к груди. Сердце не билось.
– Вот те на! – Убийца усмехнулся. – Сдох от страха. Ну да то и к лучшему. – Он поднялся.
В это время в дверь громко постучали.
– Откройте, полиция.
На этот раз побледнел и затрясся сам Волков. Полиция. Но почему? Откуда? Соседи услышали шум и вызвали? Но стены-то здесь толстые, особо ничего не услышишь.
В дверь постучали сильнее.
– Откройте дверь, или ломаем!
Федор бросился в кабинет, захлопнул дверку сейфа, выглянул в окно. На улице никого не было.
Он быстро протер нож, чтобы не оставалось отпечатков, выбросил его в форточку, осмотрелся, рванулся в прихожую, открыл дверь.
– Слава богу! Помогите, вызовите врача. У тестя с сердцем плохо.
Один из двух жандармов прошел в кабинет, где у дверей лежало тело мертвого ювелира.
– Не надо докторов. Господин Глозман мертв.
Второй жандарм достал револьвер, направил его на Волкова.
– Стоять! Не двигаться.
Из-за спины жандарма показались лица жильцов.
– Стою я! Но ваш товарищ сказал, что мой тесть умер. Как же так? Ведь совсем недавно я давал ему капли выпить, и мы пошли в гостиную.
– Документы! – рявкнул жандарм, осмотревший тело ювелира.
– Да, конечно. Вот, пожалуйста, паспорт и билет. Я только сегодня приехал из Москвы. Понимаете, жена моя, дочь Натана Давидовича, сильно больна, у нее туберкулез. Я хотел отвезти тестя к ней. Вот такая у нас беда.
– Разберемся, – сказал старший жандарм и повернулся к соседям, стоявшим в коридоре. – Прошу прощения, господа, у кого дома есть телефон?
– У меня, – ответил статный мужчина в военной форме. – Ротмистр Грабин.
– Я могу позвонить от вас?
– Конечно, прошу за мной!
Вскоре жандарм вернулся. Волкова отвезли в отделение, где закрыли в небольшой одиночной камере.
Наутро его вызвали на допрос. Всю ночь Федор думал, как вести себя. Он понимал, что смерть Глозмана с ним связать никак нельзя. Если соседи и слышали шум, то слов разобрать они при всем желании не могли.
Федору казалось, что он обдумал все. На допрос он явился спокойным, придав физиономии страдальческий вид.
Следователь небольшого роста указал ему на стул напротив себя, достал коробку дорогих папирос, закурил и спросил:
– Господин Волков Федор Алексеевич?
– Точно так, господин следователь. Извиняюсь, но я не понимаю, за что меня арестовали.
Он ожидал услышать все, что угодно, но только не то, что сказал следователь:
– Долго же вы бегали от правосудия, господин Волков.
– Что? – Федор побледнел. – Я не бегал…
Следователь ударил ладонью по столу.
– Молчать! Признаете ли вы, Волков Федор Алексеевич, свое участие в деятельности революционно-террористической организации «Свобода и труд»?
Волков побледнел.
– Как вам сказать, господин следователь. Меня завербовали в эту организацию, но активного участия в ее деятельности я не принимал. А не ушел лишь потому, что полюбил Адину Глозман, свою будущую жену, которая уже состояла в данной организации.
– Понятно, – проговорил следователь, открывая папку. – Значит, участие признаем?
– Да, признаю.
– Славно. Тогда начнем допрос по существу дела.