Читаем Николай Коняев. Два лица Власова. полностью

на новую борьбу. Очень рад за тебя, что тебе так удачно удалось доехать до места первого. Теперь жду

с нетерпением письма — как ты добралась до конечной остановки. Пиши скорее и чаще. Ты видишь,

какие я тебе пишу длинные письма. Многое бы хотелось тебе сказать, да тебя уже нет. Но, безусловно,

надеюсь на скорое свидание после победоносного окончания войны, а может быть, и раньше —

приедешь к нам опять добивать гадов–фашистов. Одно тебе напишу, что и говорил при отъезде:

смотри, как тебе лучше. Мое отношение к тебе знаешь. Я свою жизнь посвятил тебе, моей

спасительнице от смерти, а ты делай, как тебе лучше. Тов. Кузин рассказывал мне все подробно, как

ты уезжала. Мне было приятно, и я несколько раз заставлял его повторять одно и то же милое —

хорошее о тебе. Теперь жду письма от тебя. Не ожидая письма с места, пишу тебе уже письмо.

Передай самый большой и искренний привет от меня маме и папе, Юрику. Юрику скажи, что я ему

привезу самую настоящую фашистскую шашку. Привез бы и пушку, которые отбиваем у фашистов, но

они очень тяжелы — не донесешь. Привет сестре и всем родным и знакомым. Дорогая Аля, написал

бы еще, да вся ручка кончилась. Вот Кузин опять исправил. Продолжим дальше в другом письме, а

пока целую, крепко и много раз любящий тебя — твой Андрюша.

Р. S. Смотри, не изучай немецкий язык, как раньше, с капитаном, а то приеду, будет тебе нагоняй на

орехи. Ну, всего.

Целую,

твой Андрюша.

2.2.42 — уже далеко от Москвы на запад. [335]

5. Анне Михайлович Власовой

Добрый день, дорогая и милая Аня!

Прежде всего спешу сообщить тебе, что наши дела на фронте идут успешно: бьем фашистов без

отдыху. Во–вторых, очень благодарю тебя за твои письма. Последнее письмо получил от тебя то,

которое ты писала 9 января, а на предыдущее письмо я уже послал тебе ответ. Думаю, что ты его уже

получила. Дорогая и милая Аня, еще раз вместе с тобой горюю по случаю смерти дорогого нашего

отца Михаила Николаевича — моего любимого и лучшего друга. Дорогая и милая Аня! Кроме как от

тебя, больше ни от кого писем я не получаю, поэтому никому и не пишу; да, признаться, и некогда,

поэтому если что знаешь о ломакинских, черкни. Я сам здоров и бодр. В газетах ты наверное уже

прочитала — поздравь меня с присвоением очередного звания. Правительство и партия нас

награждает за наши даже незначительные дела и ценит нас — это очень дорого. Итак, обо мне не

волнуйся и не беспокойся. Я сыт, чист и здоров. О нас заботится вся страна. Одет очень тепло. Зубы

не болят, и ухо совсем прошло — слышу нормально, о чем тебе с радостью и сообщаю. Дорогая и

милая Аня, я прошу тебя, напиши подробнее, как живешь ты. За последнее время, не скрою от тебя, я

начал сильно по тебе скучать — ведь не виделись восьмой месяц, — но долг прежде всего. Не

унывай. Скоро–скоро уничтожим всю фашистскую нечисть и тогда заживем еще лучше. Лучше

гораздо, как после моей последней длительной командировки. Дорогая и милая Аня! Ты мне

неоднократно писала о вещах. Еще раз тебе сообщаю, что некоторое количество наших вещей удалось

спасти и они находятся в надежном месте. После войны все соберем. Меня больше интересует: как ты

живешь. Прошу написать подробнее. Одновременно с этим письмом посылаю тебе маленькую

посылку. Пиши, что тебе особенно необходимо нужно, — вышлю. В Москву мне выезжать некогда.

Был у Коли всего один раз, и то несколько минут. Нет времени. Дорогая Аня, у нас с тобой теперь

хорошо хотя, установилась письменная связь. Пиши почаще. Прошу тебя. Твои письма согревают и

вдохновляют меня на новую борьбу с врагом.

Дорогая Аня! Ты, наверное, думаешь, что мне пишут из Ленинграда. Искренно уверяю тебя, как мы

расстались с тобой, никто мне ничего не писал, да и я никому не писал, поэтому судьбу их не знаю. Я

тебя прошу, будь мне верна. Я тебе до сих пор верен. В разлуке с тобой люблю тебя крепче прежнего.

Все плохое позабыл. Вернее, плохое с моей стороны. Ты для меня всегда была святая, и сейчас

надеюсь и уверен, что в эти дни, когда мы переживаем опасность ежеминутно, ты всегда и всюду

будешь только моя и больше ничья. Так ли? Если еще сердишься на меня за что — прости. Я считаю,

что своей честной работой, борьбой я это уже заслужил — раньше не просил. Напиши мне скорее

искренно — по–прежнему ли любишь меня крепко и глубоко. Я только этого одного и хочу [336] от

тебя теперь услышать. Больше мне ничего не нужно. Итак, ответы жду немедленно. До скорого

свидания. Целую тебя крепко и много, много раз свою милую дорогую Аню.

Твой всегда и всюду любящий тебя Андрюша.

2.2.42.

Уже далеко от Москвы — гоним фашистов еще дальше.

6. Анне Михайловне Власовой

Добрый день, милая и дорогая Аня!

Спешу сообщить тебе, что я здоров и бодр. Фашистов бьем по–прежнему и гоним на запад. Получил

от тебя письмо, за которое от души благодарю. Ответ послал. До скорого свидания после победного

окончания войны. Целую крепко и много раз.

Твой Андрюша.

Р.S. Цривет всем знакомым

2.2.42 — уже далеко от Москвы.

7. Анне Михайловне Власовой

Дорогая Аня!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее