— А вот это видел? — Шмелёв скрутил кукиш. И тут же ему стало невыразимо стыдно за несдержанность и грубость. — Извини, нервное… Огнестрелов не дам. Твое дело — увести полк и ударить. Один раз ударить, понял? И уходи к Лешакову со всем детским садом.
— Всех к лешему посылаешь? Небось русалку свою туда не отправил…
— Всех, — согласился Николай. — И сам к лешему ухожу. Ну что, Базилевс Котофеевич, поехали дальше?
…Хведор Лешаков, получивший за победоносный Ивропский рейд звание дважды полковника, но прозрачно намекавший на необходимость повышения, встретил Верховного Главнокомандующего при полном параде. Подстриженный и тщательно выбритый по случаю генерального сражения командир Особого танкового корпуса был одет в темно-зеленый мундир со множеством блестящих пуговиц и малиновыми «разговорами», красные сапоги и черный берет, лихо сдвинутый на левое ухо. Через грудь тянулся толстый витой аксельбант и прятался под золотой бахромой эполета. Сразу чувствовалась профессиональная и извращенная фантазия опытного модельера.
— Твоя работа? — шепотом спросил Николай у кота.
— Только идея, — поскромничал тот. — Остальное уже Яна придумывала. А награды ты сам вручал, между прочим. Забыл, што ле?
Да, наградами леший явно гордился и даже надраил толченым кирпичом. Всего их было две — двенадцатилучевая звезда величиной с небольшую тарелку за выслугу лет, и боевая медаль «За взятие на лапу», которой комкор особенно дорожил. Привезенные из похода трофеи заслуживали большего, но решено было не баловать, дабы не ослаблял служебное рвение.
За спиной командира прятались в лесочке две с лишним сотни деревянных танков.
— Ты действительно уверен, что эти творения сработают как положено?
— Ты же меня знаешь, князь! — Лешаков приосанился и звякнул шпорами.
— Знаю, — подтвердил Николай. — Потому и сомневаюсь.
— Да в настоящем бою все проверено! Базека сам все видел! — Хведор указал на кота. — Подтверди.
— Я ему уже сто раз повторял, Федя. Нет, все равно лезет сам проверить и заинспектировать до полусмерти. Ага, чтобы возможность помереть казалась избавлением. И ведь прекрасно знает — везде порядок. Так нет же, и меня с собой таскает, самодур…
— Не плачься, — Шмелёв погладил кота по голове. — Народ должен видеть, что князь о нем заботится и беспокоится. Не для себя, для истории стараемся.
— Народ и сама история ничего нам не должны, — не согласился Лешаков. — А в остальном, да, с Базекой запросто можно в историю попасть. Вот недавно подговорил нашего оборотня на рыбалку сходить…
— И сходили.
— Наслышан. И где, кстати, теперь тот оборотень? Которую неделю не видно и не слышно.
— Занят он, — буркнул кот и постарался перевести разговор на другую тему: — А ты бы, Феденька, угостил князя кофейком.
Леший скривился:
— Не пью я его… Горький.
— Оно и понятно — кофе бодрит, а вам, лентяям, это ни к чему. Вдруг работать потянет?
— Меня? — удивился дважды полковник. — Лучше в печку на дрова.
Коля тем временем раскурил трубку, затянулся неторопливо и мечтательно произнес:
— Вот закончится война, и заживем тогда… Месторождения газа найдем… Голубое топливо в каждый дом… Лепота!
— Правильно, — согласился леший. — Всех содомитов — в печку, экономно и богоугодно. А где брать-то будем, к грекосам пойдем али талийцам? На Руси таких вроде бы и не водилось никогда.
— Тут немножко другое, — пояснил ученый кот. — Но сама постановка вопроса мне нравится. Слушай, княже, а после войны подари мне Крым, а? Буду там помидоры выращивать.
Николай нахмурился — подумать над проблемой послевоенного мироустройства времени как-то не хватало. Да и не очень оно заботило, если честно. Разумеется, он знал, что кроме Татинца и Славеля существуют другие княжества, и названия некоторых помнил со школы, но в данный момент более интересовался собственным. Тоже ноша еще та… Да, феодальная раздробленность, как в детстве объясняла учительница истории, штука хреновая и мало того, жутко непрогрессивная, не соответствующая текущему моменту. А что делать, объединять огнем и мечом и строить галактическую империю? С одной стороны — вроде так и полагается каждому уважающему себя попаданцу в прошлое, а с другой — клубок ивропской политики настолько запутан и непредсказуем, что соваться туда подобно сумасшествию.
И ладно бы только ивропской. Соседи, как ближние, так и дальние, с видимым удовольствием и азартом рубились между собой по любому поводу, а чаще всего и без оного. Новогрудцы шли воевать новоградцев, смоляне — смолевичей и наоборот, а еще, говорят, из прибрежных болот Студеного моря явилась неведомая доселе Лабуссия и пытается отгрызть кусочки и от первых, и от вторых, и от третьих. Четвертые не давались, но готовы были отдаться по сходной цене, вопрос стоял только в определении более богатого претендента.