Николай Некрасов. Его жизнь и литературная деятельность

Таков идеал поэта-гражданина, поэта-бойца, который рисуется Некрасову в его задушевнейших мечтаниях, но который для себя самого он считает недосягаемым:

Мне борьба мешала быть поэтом,
Песни мне мешали быть бойцом.

Идея эта с особенной настойчивостью высказана в известном диалоге “Поэт и гражданин”. Смелый призыв гражданина: “В такое время стыдно спать!” – встречает в душе поэта одно отчаяние. В свободном слове есть отрада, соглашается он, – но дело в том, что лира его никогда не была свободной: при первых же звуках ей пришлось умолкнуть… А умереть – не хватило мужества:

Лукаво жизнь вперед манила,
Как моря вольные струи,
И ласково любовь сулила
Мне блага лучшие свои. —
Душа пугливо отступила…
…
Склонила муза лик печальный
И, тихо зарыдав, ушла.

И поэт решает: “Шел один венок терновый к ее угрюмой красоте…”

Самооценка, несомненно, крайне субъективная и несправедливая, но характерно, что она проходит яркою нитью через всю поэзию Некрасова. Самодовольство ей чуждо, противно, – черта, делающая нравственный облик нашего поэта особенно симпатичным и привлекательным. Только в очень редких, исключительных случаях с лиры его срывается гордый, счастливый звук: поэт сознает, что по мере сил выполнил свою великую миссию служения народу… Таково предсмертное стихотворение:

О муза! я у двери гроба!
Пускай я много виноват,
Пусть увеличит во сто крат
Мои вины людская злоба —
Не плачь! завиден жребий наш,
Не надругаются над нами:
Меж мной и честными сердцами
Порваться долго ты не дашь
Живому, кровному союзу!
Не русский – взглянет без любви
На эту бледную, в крови,
Кнутом иссеченную музу…

ГЛАВА VIII. КРИТИКИ И ЧИТАТЕЛИ

Болезнь и смерть. – Прочность славы Некрасова

Поэт не ошибался в своем предсмертном провидении. Если отыскивались и, быть может, не раз еще отыщутся отдельные судьи, неправедные и немилостивые, то в общем “живой, кровный союз” меж ним и всеми “честными сердцами” установился прочно, и, нужно думать, с годами он будет лишь расти и крепнуть. Но Некрасову пришлось вести долгую и тяжелую борьбу для того, чтобы завоевать общее признание.

“Если бы дать больше места выдержкам из отзывов критики, то каждый наглядно убедился бы, как долго и упорно печать наша не признавала всей силы поэтического значения Некрасова и как публика сама поняла и полюбила поэта. Некрасов занял сам с бою, без союзников, свое настоящее положение в русской литературе”, – так писал в 1879 году С. И. Пономарев в послесловии к первому посмертному изданию стихотворений поэта, которое он редактировал. В самом деле, просматривая три части изданного г-ном Зелинским “Сборника критических статей о Некрасове” (доведенного лишь до 1877 года), мы видим, что в течение почти всех сороковых годов критика наша хранила о поэте глубокое безмолвие, а за следующее десятилетие появилось всего лишь несколько незначительных отзывов, в одном из которых Эраст Благонравов писал: “Трудно найти стихотворца, который был бы меньше поэт, чем Некрасов”. Автор другого отзыва, Аполлон Григорьев, заявлял (уже в 1855 году), что не находит поэзии в доселе напечатанных стихах Некрасова, за исключением лишь стихотворения к падшей женщине (“Когда из мрака заблужденья…”).

Вышедшее в 1856 году первое издание стихотворений Некрасова было раскуплено публикой с изумительной быстротою, но в печати не вызвало ни одной статьи, ни одной самой коротенькой рецензии!

Объясняется это, конечно, тем, что “Современник”, отражавший взгляды и настроения молодой России, в сердце которой стихи Некрасова нашли такой сочувственный отклик, издавался самим поэтом, и на страницах этого журнала похвала Некрасову не могла найти себе места. Один только раз Добролюбов (и то не называя имени Некрасова, хотя имея в виду, очевидно, его) высказал мнение, что Пушкин, Лермонтов и Кольцов уже нашли себе достойного продолжателя… Что касается остальных органов печати, то они находились в руках людей поколения отживающего, понимавшего поэзию прежде всего как служение “красоте”. Само собой разумеется, что в таких критиках поэзия Некрасова в лучшем случае вызывала недоумение…