Николай Некрасов и Авдотья Панаева. Смуглая муза поэта

Узнав о тяжелом положении Некрасова, Панаев ссудил деньгами бедствующего собрата по литературному цеху, стал привечать в своем гостеприимном доме. Порвавший с деспотичным отцом, не имеющий образования провинциал буквально голодал в Петербурге. В трактире украдкой, прикрываясь газетой, он собирал недоеденную еду с тарелок. Некоторое время ему пришлось жить в трущобах среди нищих. Но находясь на грани жизни и смерти, молодой человек дал себе слово, что будет бороться за достойную жизнь всеми средствами, не умрет в нищете где-то под забором или на чердаке и докажет миру, на что он способен.

В ожидании прекрасного будущего он писал порнографические стишки, вращался в кругу всякого сброда и вел жизнь самую непритязательную. «Некрасов имел вид болезненный и казался много старше своих лет; манеры у него были оригинальные: он сильно прижимал локти к бокам, горбился, а когда читал, то часто машинально приподнимал руку к едва пробивавшимся усам и, не дотрагиваясь до них, опять опускал», – вспоминала Панаева много лет спустя. Своими несветскими манерами, неустроенностью, болезненностью он вызвал сочувствие молодой женщины; она отнеслась к нему по-доброму. Он был более «свой», чем лощеные франты, литературные приятели Панаева.

Н.А. Некрасов в молодости

Однако, сравнивая Белинского и Некрасова, Авдотья явно отдавала предпочтение «неистовому Виссариону». Он был более открыт, откровенен, по-настоящему искрометен. Должно было пройти много времени, чтобы Панаева взглянула на Некрасова другими глазами.

Иван Иванович пригласил молодого и упорного поэта, не желавшего сдавать свои позиции перед жизнью, сотрудничать в литературном журнале «Отечественные записки». Здесь начался новый период творческой жизни Некрасова, здесь он сблизился со многими и подружился с некоторыми литераторами, которых теперь принято рассматривать как классиков. Именно Панаев дал Некрасову путевку в жизнь, и впоследствии их литературный тандем стал ярким явлением культурной жизни России XIX века.

Некрасов был на год младше Панаевой, некрасив и жалок. Кто мог в тот первый момент знакомства представить, что этот заморыш определит на долгие годы ее жизнь, станет судьбой прекрасной Авдотьи?!

Загадка Тургенева

Летом 1842 года в Павловске, по свидетельству Авдотьи (с оговоркой – «если не ошибаюсь»), Панаевы познакомились с молодым литератором Иваном Тургеневым (1818–1883). «На музыке, в вокзале, он и Соллогуб резко выделялись в толпе: оба высокого роста и оба со стеклышком в глазу, они с презрительной гримасой смотрели на простых смертных», – рассказывала мемуаристка в «Воспоминаниях». Но в том, что касается времени первой встречи, их свидетельства не совпадают. У Тургенева в «Мемориале» знакомство с Панаевой относится к 1843 году. В позднейшей «Автобиографии» Тургенев сообщал о себе в третьем лице: «В 1841 году он вернулся в Россию (из Берлина), поступил в 1842 году в канцелярию министра внутренних дел под начальство В.И. Даля, служил очень плохо и неисправно и в 1843 году вышел в отставку». Далее Тургенев пишет, что в тот год напечатал (анонимно) поэму «Параша» и познакомился с Белинским. Рядом с именем критика стоит «Панаева». Ни Иван Иванович Панаев, супруг молодой красавицы, ни Некрасов, примерно в то же время начавший бывать у Панаевых, в «Мемориале» Тургенева не упоминаются. Белинский же стал одним из главных людей тургеневской молодости. То, что следом за Белинским в «Мемориале» идет запись о Панаевой, говорит как минимум о том, что Тургенев обратил на нее внимание и выделил из числа прочих. Действительно, трудно было не заметить эту пленительную смуглую красоту. Вряд ли писатель из каких-то соображений изменил год встречи с Авдотьей. Скорее это сделала сама писательница.

Их общение начиналось с взаимного интереса, может быть, даже с увлечения… Большой ловелас Тургенев немедленно приударил за очаровательной Авдотьей. «После музыки Тургенев очень часто пил чай у меня», – пишет Панаева в своих воспоминаниях.

После трех лет брака, когда ее муж вовсю пользовался полной свободой, трех лет общения с довольно распущенным литературным бомондом она уже не выступала такой абсолютной защитницей семейных ценностей, как поначалу. Она почти была готова склониться на мольбы кого-нибудь из воздыхателей – но кого же? Ведь еще в театральном мире она усвоила девиз: если падать, то с коня…