Николай Некрасов и Авдотья Панаева. Смуглая муза поэта

Осенью в Санкт-Петербурге гастролировала Итальянская опера. Бомонд пришел посмотреть на молодое дарование – Мишель Фердинанду Полину Гарсиа – дочь знаменитого испанского тенора Мануэля Гарсиа. Она была сестрой мировой знаменитости Марии Малибран. Полина Гарсиа (1821–1910) вышла замуж в восемнадцать лет за директора Итальянской оперы в Париже, известного критика и искусствоведа Луи Виардо, который был на двадцать один год ее старше. Увы, любой, даже самый блестящий талант нуждается в поддержке. Брак был заключен явно по расчету, чтоб супруг помог девушке в творческой карьере.

Среди зрителей, пришедших послушать выдающееся меццо-сопрано, был и Иван Тургенев.

Давали «Севильского цирюльника». Героиня, Розина оказалась сутулой, смуглой, с крупными чертами лица, с глазами навыкате. На лицо невозможно было смотреть анфас, утверждал художник Илья Репин. Поэт Генрих Гейне, вспоминая внешность певицы, как-то произнес, что она напоминала пейзаж, одновременно чудовищный и экзотический; он называл ее внешность благородным уродством. «Сажа да кости!» – язвили злые языки. Но художник Алексей Боголюбов, который близко общался с Виардо в Париже, пояснял. «Она была нехороша собой, но была стройна и даже худощава, у нее до старости были чудные черные волосы, умные бархатистые глаза и матовый цвет лица… Рот ее был большой и безобразный, но только она начинала петь – о недостатках лица и речи не было, она божественно вдохновлялась, являлась такой красавицей могучею, такой актрисой, что театр дрожал от рукоплесканий и браво, цветы сыпались на сцену, и в этом восторженном шуме царица сцены скрывалась за падающим занавесом…»

И вот Розина запела. Знаменитый французский композитор Камиль Сен-Санс так описывал чудный голос Виардо: «… Не бархатистый и не кристально-чистый, но скорее горький, как померанец, он был создан для трагедий, элегических поэм, ораторий…» «Восторг не мог вместиться в огромной массе людей, жадно ловящих каждый ее звук, каждое дыхание этой волшебницы… Кто сказал «некрасива»? Нелепость!.. Это было какое-то опьянение, какая-то зараза энтузиазма, мгновенно охватившая всех снизу доверху».

Тургенев, затаив дыхание, внимал каждый звук, следил за каждым ее жестом. С этого вечера жизнь его переменилась, разделилась на до и после этой встречи. И во второй части места Эдокси-Авдотье не нашлось.

Она никогда не забывала, что он ею пренебрег.

Многие исследователи, не отрицая того, что между Панаевой и Тургеневым «что-то было», приходят к выводу, что ее озлобление объясняется оскорбленными чувствами – как он мог даже помыслить! Она якобы с негодованием отвергла его домогательства. Отвергла молодого, красивого, умного, богатого, образованного и пр., и пр. поклонника. Причина неожиданна: оказывается, у нее было слишком развито врожденное классовое чутье, и стать любовницей дворянина ей не позволяли убеждения. То есть выйти замуж за дворянина Панаева, затем сойтись с дворянином Некрасовым классовое чутье позволяло, а вот на Тургеневе споткнулось? Странное чувство это классовой чутье.

Может быть, щепетильную Авдотью отталкивали какие-то особенные черты характера Тургенева? Действительно, в «Воспоминаниях» она скрупулезно собрала все штрихи и черточки, которые не служили к чести писателя.

Он злой: «…Нарочно втягивал в спор Достоевского и доводил его до высшей степени раздражения. Тот лез на стену и защищал с азартом иногда нелепые взгляды на вещи, которые сболтнул в горячности, а Тургенев их подхватывал и потешался… Достоевский заподозрил всех в зависти к его таланту и почти в каждом слове, сказанном без всякого умысла, находил, что желают умалить его произведение, нанести ему обиду… Вместо того чтобы снисходительно смотреть на больного, нервного человека, его еще сильнее раздражали насмешками…»

Он лживый. Однажды Тургенев рассказал ей «о пожаре на пароходе», на котором плыл из Штеттина, когда он, «не потеряв присутствия духа, успокаивал плачущих женщин и ободрял их мужей, обезумевших от паники». Панаева замечает, что впоследствии оказалось, будто случай на пароходе действительно имел место, но юноша Тургенев вел себя не так хладнокровно: он очень хотел сесть в спасательную лодку с женщинами и детьми и беспрестанно повторял по-французски: «Умереть таким молодым!»

Воспоминания о «горящем пароходе», где он проявил себя совсем не геройски, мучили Тургенева всю жизнь. Казня себя, он не стеснялся обыгрывать свое поведение в любительских пьесах, которые сам же сочинял. За несколько месяцев до смерти, в июне 1883 года, он продиктовал (на французском) Полине Виардо небольшой очерк «Пожар на море». В этом очерке он вспоминает все происшествие, описывает себя, девятнадцатилетнего юношу, впервые отпущенного матушкой в заграничный вояж, рисует ужас пассажиров при криках о пожаре, собственное смятение, обещание денег матросу «от имени матушки», если тот его спасет, и потом свою неожиданно возникшую веру в спасение при виде прибрежных скал…