Николай Некрасов

Корш был опытным и даже блестящим редактором, но, возможно, для Некрасова дело было не только в нем. С его помощью Некрасов хотел привлечь к более тесному участию в издании и к выработке новой программы других «москвичей», всю московскую группу западников, многие из которых перебирались теперь в Петербург. Задача была непростой, поскольку «москвичи», отличавшиеся высокими моральными требованиями (что и проявилось в истории с Крыловым), не доверяли ему существенно больше, чем прагматичные «петербуржцы». Тем не менее в конце апреля или начале мая 1848 года Некрасов с Панаевым предложили Коршу стать ответственным редактором «Современника». Посредником в переговорах выступил Т. Н. Грановский, приезжавший в Петербург 23 мая, чтобы хлопотать об отставке, повидаться с умирающим Белинским и разузнать о подлинных намерениях редакции «Современника» в отношении Корша. Грановский побывал у Некрасова и Панаевых и пришел к выводу, что намерения редакторов журнала не были серьезными. «…На Панаева и Некрасова Коршу нельзя много полагаться. Они как бы неохотно и, как бы раскаиваясь в своем предложении ему, говорят об его деле, хотя и готовы выслать ему деньги.

Вообще мое мнение об их пустоте оправдалось», — писал он жене. После беседы с вернувшимся в Москву Грановским Корш от предложения петербургских издателей отказался.

Между тем проблема «направления» продолжала нависать над «Современником», и в сентябре разрешить ее взялся другой «москвич», также оставшийся без университетской кафедры, Константин Дмитриевич Кавелин. Дебютировавший в некрасовском журнале блестящий историк, несколько догматического склада, имевший чрезвычайно высокое мнение о своем уме и моральном облике и крайне низкое — об уме и нравственности Некрасова, Кавелин еще весной этого года приехал хлопотать о поступлении на государственную службу. Проживая в Северной столице, он активно общался с редакторами журнала (Некрасов сообщал Тургеневу 12 сентября: «Кавелин перебрался теперь сюда на службу и усердно работает для «Совр[еменника]»). Кавелин решительно не признавал способности Некрасова и Панаева вести серьезное литературное издание и убедил их повторить предложение Коршу (тот снова ответил отказом). Сам же он был готов определить новое направление «Современника», и Некрасов склонялся к тому, чтобы ему это доверить.

Кавелин писал Грановскому в Москву: «Панаев покончил свое литературное поприще. Тень убеждения, веры — исчезли. Некрасов — человек страшно даровитый, но совершенно неприготовленный к делу и воспитанный в школе торгашества; он сам это чувствует и скрывает сколько можно эти стороны, но они прохватывают наружу, несмотря ни на что. На днях составил он объявление о журнале. Мы с Тютчевым сказали ему, что в объявление нужно включить программу; что публика, либеральная партия и все серьезные умы потребуют от журнала объяснить, как он будет действовать теперь, когда на литературу наложены путы, ошейник раба, и европейские события изменили наше положение. Ему сначала не хотелось — так мало понимают они, что такое журнал; потом предложил он мне написать программу. Я это сделал как умел; положил на нее много душевной теплоты, убеждения, но вышла в руках редакции — дрянь. Прежде цензурной переделки они подвергли ее своей, там урезали, здесь прибавили, что вовсе к ней не подходит, и вышла дрянь, ни то ни се».