Николай Островский

Писатель протестовал, когда его произведение пытались рассматривать, как сугубо «биографический документ», как только «историю жизни Николая Островского». Он говорил, что это «не совсем верно». Он сознавал себя сыном поколения, начавшего свою жизнь в зареве резолюции, и хотел, чтобы герой его книги был наделен чертами, присущими этому поколению. Типичность героя заботила Островского во весь период работы над романом; он проверял себя и после окончания работы.

Бывший член сочинского литературного кружка А. Кравец вспоминает, что после награждения Островского орденом Ленина к нему на Ореховую, 47 пришли, чтобы поздравить, местные школьники — читатели детской библиотеки. Они принесли своему любимому писателю поздравительный адрес.

Начинался он словами:

«Дорогому Павлу Корчагину!..»

Услышав такое начало, Островский остановил чтеца:

«— Это не мне, — сказал он, улыбнувшись, — я Островский, а не Корчагин, и было бы нескромно и неверно с моей стороны говорить, что «Как закалялась сталь» моя автобиография. Это вы исправьте»[82].

Островский неоднократно говорил и писал о том, что, работая над книгой, он как художник «использовал свое право на вымысел». Следует, правда, тут же оговорить, что в наименьшей степени он использовал это право, создавая биографию Павла Корчагина. В несравненно большей мере вымысел присутствует в портретах Федора Жухрая, Гони Тумановой, Риты Устинович…

Если под «биографией» понимать лишь совокупность анкетных данных, то такая биография Павла Корчагина некоторыми своими чертами не совпадает с биографией Николая Островского. Можно указать на то, например, что Островский не был делегатом VI Всероссийского съезда комсомола, а Корчагин был; Островский не работал в секретной части ЦК комсомола Украины, а Корчагин работал; Островский формально окончил в 1921 году 1-ю трудовую школу в Шепетовке, то-есть получил семилетнее образование, а образование Корчагина — три года начальной школы; Островский вступил в кандидаты партии, работая в Берездове, а Корчагин — в Киевских железнодорожных мастерских.

Но дело, конечно, не в анкетности и фотографической точности. Островский не просто записывал «то, что было», а писал роман, то-есть строил свое произведение по определенным законам литературной формы.

Судомойка Фрося, та самая, с которой двенадцатилетний Павка встретился в станционном буфете и которую он всеми силами своей детской души защищал от негодяя Прохошки, не случайна появляется спустя пять лет у постели тяжело раненного Корчагина. Она уже санитарка. И Нина Владимировна, младший врач клинического военного госпиталя, записывает в своей толстой тетради:

«Около него, почти не отходя, сидит санитарка Фрося. Она, оказывается, знает его. Они когда-то работали вместе. С каким теплым вниманием она относится к этому больному».

Также не случайно возникает в седьмой главе, во время обыска на квартире трактирщика Зона, Христина, та самая крестьянская девушка с большими испуганными глазами, которую Корчагин впервые встретил в петлюровской тюрьме. Она стала прислугой Зона; и там, в его доме, после того, как предчека Тимошенко решил уже было прекратить безрезультатный обыск, длившийся тринадцать часов, Христина указывает вход в потайной подвал. Эпизод встречи Корчагина с Христиной в тюрьме позволил писателю показать с необычайной убедительностью глубину и чистоту юношеской любви Павла к Тоне. Именно потому важен этот эпизод в романе. Корчагин расстается с Христиной, когда ее из камеры уводят к петлюровскому коменданту; но писатель не забывает о ней после этого; он еще раз подводит к ней читателя, чтобы ясной стала судьба Христины, чтобы обрисовался ее жизненный путь, чтобы, как видели мы это и в случае с Фросей, даже эпизодическое действующее лицо романа имело свой ясно показанный удел в жизни.

Не случайной точкой, а продуманной линией (у второстепенных героев эта линия может быть пунктирной) прочерчивает Н. Островский судьбы своих героев.

Рита Устинович говорит Сереже Брузжаку о военкоме агитпоезда Чужанине — щеголе и хлыще:

«— Когда только прогонят этого прощалыгу!»

Попав однажды в поле нашего зрения, Чужанин не исчезает внезапно. Читатель продолжает наблюдать его и впоследствии убеждается в справедливости той характеристики, которую дала ему Устинович. На осенних маневрах территориальных частей военком батальона Корчагин сталкивается с «крикливым франтом», бездушным и эгоистичным.

«— Ты не знаешь его фамилии?» — спрашивает Корчагин у командира батальона Гусева. И тот, успокаивая его, отвечает:

«— Брось, не обращай внимания… А фамилия его Чужанин, кажется, бывший прапорщик».

Корчагин силился вспомнить, где он слыхал эту фамилию, но так и не вспомнил. Мы же ее не забыли. Вернее, писатель Островский не дал нам о ней забыть.

Он не позволил нам забыть и о Нелли Лещинской — дочери шепетовского адвоката, от которой Корчагин еще в детстве терпел много обид.

«— Я к ним ходил по одному делу, так Нелли даже в комнату не впустила, — наверное, чтобы я им ковры не попортил, чорт ее знает», — рассказывал он Тоне Тумановой.