Николай Островский

У него были свои счеты с Нелли Лещинской и с ее братом Виктором, который выдал его петлюровцам.

И вот четыре года спустя электромонтеру железнодорожных мастерских Корчагину доводится чинить проводку в вагоне иностранного консульства. Там застает он разряженную потаскушку — Нелли Лещинскую. И, узнав ее, Корчагин не ищет слов, чтобы выразить свою ненависть. Они у него на устах.

Таким образом, писатель мастерски прядет нить повествования, организует их в единую систему. Пережитое, автобиографическое входит в ткань романа лишь постольку, поскольку оно необходимо для выражения мыслей автора. Оно уступает путь вымыслу там, где писателю необходим эпизод более яркий, конденсированный, более характерный, нежели эпизоды, подсказываемые не художественным воображением, но личной памятью. Происходит сложный и трудный творческий процесс отбора из массы разнородного материала таких именно фактов, черт, образов, которые являются наиболее типичными, в которых действительность, идея находят наиболее сильное и полное свое выражение. Процесс этот совершается в творчестве каждого истинного художника, который осмысливает виденное, распознает его закономерности. Ведь человек не сама по себе существующая особь, а частица огромного общественного коллектива. Важно, кто он, с кем и против кого. Важно его разглядеть, прояснить, обнаружить в нем обобщающее, характерное, что делает его образом, типом.

Н. Г. Чернышевский утверждал:

«…По нашему мнению, называть искусство воспроизведением действительности… было бы вернее, нежели думать, что искусство осуществляет в своих произведениях нашу идею совершенной красоты, которой будто бы нет в действительности. Но нельзя не выставить на вид, что напрасно думают, будто бы, поставляя верховным началом искусства воспроизведение действительности, мы заставим его «делать грубые и пошлые копии и изгоняем из искусства идеализацию». Чтоб не вдаваться в изложение мнений не общепринятых в нынешней теории, не будем говорить о том, что единственная необходимая идеализация должна состоять в исключении из поэтического произведения ненужных для полноты картины подробностей, каковы бы ни были эти подробности; что если понимать под идеализациею безусловное «облагорожение» изображаемых предметов и характеров, то она будет равняться чопорности, надутости, фальшивому драматизированью»[83].

Именно такое художественное воспроизведение действительности, далекое от фальшивого «облагорожения», освобожденное от ненужных подробностей, стремящееся к обобщению типического, поставил своей целью Николай Островский. И этой цели ему удалось достигнуть в созданном им романе.

Интересно проследить, как отбирал Н. А. Островский из накопленного им багажа встреч и наблюдений те черты и приметы, которые необходимы были ему для каждого из образов книги.

Принято считать, что прототипом Федора Жухрая служил слесарь Шепетовского железнодорожного депо, бывший матрос Федор Передрейчук, с которым дружил брат Островского Дмитрий и который часто бывал на квартире Островских. Передрейчук действительно состоял членом подпольного ревкома Шепетовки, и это именно его спас четырнадцатилетний Островский, напав на вооруженного петлюровского конвоира. В Шепетовке вам могут показать даже тот описанный в романе перекресток дорог, где стояли Виктор Лещинскии с Лизой Сухарько. Неподалеку от этого перекрестка Николай Островский геройски напал на рыжеусого» петлюровца, дав тем самым возможность Передрейчуку бежать. Это было в действительности так, как рассказано об этом впоследствии в книге.

Однако Федор Передрейчук, сыгравший определенную роль в воспитании подростка Коли Островского, вступил в ВКП(б) только в 1924 году. Л Федор Жухрай, как известно, член РСДРП(б) с 1915 года. Связи Передрейчука с Островским обрываются в Шепетовке, Жухрай же сопутствует Корчагину и в Киеве. Жухрай работал в ЧК и в Особом отделе; в реальной биографии Передрейчука таких фактов нет.

Посетив в сентябре 1948 года киевский вагоноремонтный завод (бывшие железнодорожные мастерские, где работал Островский), я разговаривал со старым рабочим-слесарем М. Т. Васильевым. Он вместе с Островским находился в Боярке, прокладывая узкоколейку. И он помнит, что в один из очень трудных дней, когда строителям дороги нечего было есть, из города приехал какой-то матрос из ЧК (был он без одной руки, на боку у него висел маузер) и привез хлеб.

М. 3. Финкельштейн, который в 1929–1930 годах вместе с Островским лежал в терапевтической клинике 1-го МГУ, рассказывал, что Островский неоднократно и с очень теплым чувством вспоминал о каком-то чекисте, которому он многим обязан. Звали его Федор.

Наконец сам Островский в статье «Моя работа над повестью «Как закалялась сталь» писал: