Из госпиталя он уехал в Шепетовку — к матери. Передвигался с трудом, опираясь на палку.
Что же делать дальше? Он еще не мог решить этого вопроса.
В Москве начал работу III Всероссийский съезд комсомола.
2 октября 1920 года на вечернем заседании выступил Владимир Ильич Ленин. Он говорил о задачах Союза коммунистической молодежи. Он призывал молодежь учиться — учиться коммунизму. Он говорил о том, «что именно молодежи предстоит настоящая задача создания коммунистического общества». Напоминал, что «без ясного понимания того, что только точным знанием культуры, созданной всем развитием человечества, только переработкой ее можно строить пролетарскую культуру — без такого понимания нам этой задачи не разрешить… Пролетарская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знания, которые человечество выработало под гнетом капиталистического общества, помещичьего общества, чиновничьего общества…»
И как бы в ответ на призыв Ленина осенью 1920 года, едва оправившись после ранения, Николай Островский возвращается в Высшее начальное училище, позже реорганизованное в Единую трудовую школу.
Теперь он знает, что делать.
5
«Я — один из тех, кого воспитал комсомол»
Чем дальше идет время, тем ярче в моей памяти новороссийские дни и вечера, проведенные в небольшой уютной комнате, в доме на Шоссейной, у постели больного Островского. Это было по-своему прекрасное время. Еще верилось, что болезнь будет побеждена и Николай встанет в ряды борцов за новую жизнь.
Мы говорили часами. Николай жил заботами страны, ее болями, ее будущим. Он с гордостью говорил о том времени, когда держал клинок. И с горечью — о том времени, когда ранение выбило его из линии передовых бойцов. Он оказался вне строя в тот самый момент, когда молодая страна остро нуждалась в преданных бойцах. И он не находил себе места.
Шел 1920 год. Народное хозяйство было развалено войной. Фабрики и заводы стояли. Сельское хозяйство пришло в упадок. Не хватало продуктов, топлива, одежды. Безработица ухудшала и без того тяжелое положение трудящихся.
Николай Островский в те дни находился в Шепетовке у матери, куда приехал отдохнуть после киевского госпиталя. Тяжелое ранение и контузия давали себя знать.
Но он поднялся и в начале 1921 года уехал в Киев. Работать.
— Матушка, как, очевидно, и все матери, старалась подольше удержать меня дома, — вспоминал Островский. — Но разве мог я сидеть без дела, когда мои друзья-комсомольцы активно включились в работу!
Киевский губком комсомола по просьбе Островского послал его в Главные мастерские Юго-Западной железной дороги помощником электромонтера. Одновременно Островский поступил на первый курс электротехнической школы Юго-Западной железной дороги. «Январь 1921 г. — декабрь 1922 г., г. Киев — главные мастерские ЮЗЖД — пом. электромонтера и слушатель электротехнической школы ЮЗЖД», — писал Островский о себе в 1935 году.
Энергичный, неутомимый в работе, инициативный, общительный, он быстро завоевал в железнодорожных мастерских любовь товарищей. Умел интересно провести собрание, обсуждение газет. Вскоре он был избран секретарем комсомольской ячейки.
В этот период родилась в мастерских известная песня «Наш паровоз, вперед лети!», которую распевают до сих пор.
Осенью 1921 года наступили для Киева тяжелые дни. Не было топлива. Дрова, заготовленные в глубине лесов, невозможно было подвезти к Киеву. К тому же затаившиеся враги нового строя делали все, чтобы сорвать подвоз.
Читатели романа «Как закалялась сталь» помнят это:
«— Вот станция Боярка, в шести верстах — лесоразработка. Здесь сложено в штабеля двести десять тысяч кубометров дров. Восемь месяцев работала трудармия, затрачена уйма труда, а в результате — предательство, дорога и город без дров. Их надо подвозить за шесть верст к станции. Для этого нужно не менее пяти тысяч подвод в течение целого месяца, и то при условии, если будут делать по два конца в день. Ближайшая деревня — в пятнадцати верстах. К тому же в этих местах шатается Орлик со своей бандой… Понимаете, что это значит?.. Смотрите, на плане лесоразработка должна была начаться вот где и идти к вокзалу, а эти негодяи повели ее в глубь леса. Расчет верный: не сможем подвести заготовленных дров к путям. И действительно, нам и сотни подвод не добыть. Вот откуда они нас ударили!..»
Партийные руководители Киева обратились к комсомольцам с призывом принять участие в строительстве узкоколейки от места заготовки дров до станции Боярка.
Врачи категорически запретили Островскому ехать на строительство. Но он поехал. Жили в полуразрушенной холодной школе. Там впервые почувствовал боль в коленных суставах.
Из документов Островского: «Участвовал в ударном строительстве на постройке железнодорожной ветки для подвоза дров, где тяжело заболел, простудившись и поймав тиф».
Товарищи отправили его в Шепетовку в полубессознательном состоянии. И опять Ольга Осиповна своими заботами поставила сына на ноги. Не окрепнув как следует, он возвратился в Киев, в мастерские. Он себя не жалел.