Я получил заказ от издательства на второй том. Вам, друзья, я признаюсь: я ошеломлен и смущен всем происходящим… Позавчера у меня были гости. Приехала познакомиться Анна Караваева. Были Колосов, Феденев и тов. Андреев, редактор юношеской секции издательства «Молодая гвардия». А. Караваева — ответредактор журнала «Молодая гвардия». Я редко встречал такую умную и симпатичную партийку, как она… Моя комната оживилась, Ранее пустая, теперь часто заполняется интересными, талантливыми людьми, а каждое знакомство волнует и дает час-другой интересной беседы…»
И вот наконец 7 мая 1932 года мы получили апрельский номер журнала «Молодая гвардия», где начал публиковаться роман «Как закалялась сталь».
Это была победа!
14
Спасибо вам, добровольные секретари!
Между тем со здоровьем у Николая Островского было положение почти катастрофическое. «Кашляю зверски, иногда с кровью, ослаб и т. д.», — пишет он А. А. Жигиревой 20 июня 1932 года.
Дом, в котором мы жили, начали надстраивать. Мертвый переулок наполнился строительным шумом. Леса опоясали дом, частично перегородили окна. Целый день машины с грохотом разгружались под нашими окнами, поднимая клубы удушливой пыли.
В эти дни очень помогли Островскому молодогвардейцы. Они приняли практическое участие в улучшении жизненных условий Островского.
Прежде всего добились установки в квартире телефона. А потом через ЦК комсомола достали Островскому путевку в сочинский санаторий «Красная Москва».
Островский делится своей радостью с А. Жигиревой:
«18 мая ко мне приехали товарищ Феденев и Анна Караваева… Оказывается, мой роман в культпропе ЦК комсомола читали, и труд получил хороший отзыв. Ну и решили помочь мне развернуть творческую работу.
Поручили т[оварищу] Караваевой узнать, что надо мне для восстановления здоровья (оно у меня, Шурочка, отвратительное). Мы втроем договорились:
1. Немедля убрать меня из Москвы в Сочи, сначала в санаторий… а потом на квартиру. Жить в Сочи все лето, а к зиме в Москву, и так каждый год… ЦК даст в Сочи телеграмму, чтобы мне дали комнату и т. д. и т. п.
«Мы не можем тебя терять, — говорит Караваева, — ты еще поработаешь». Я очень взволновался этой встречей».
Сознание, что он нужен, что он может приносить пользу своему народу, своей партии, поднимало дух Николая Островского.
Конечно, в журнале роман сократили, и это его тревожило, но он понимал: когда делаешь в литературе первые шаги, тем более поправки и изменения в тексте неизбежны. В том же письме к Жигиревой он сообщает:
«Конец книги срезали: очень большая получилась — нет бумаги. Повырезали кое-где для сокращения, немного покалечили книгу, но что поделаешь — первый шаг».
Не был Островский доволен и технической стороной издания: «Я бессилен бороться с неряхами в редакции. Сколько ошибок, сколько опечаток?!.. Одно хорошо, что вся книга моя, и никто не влеплял своего».
Четыре года спустя в беседе с корреспондентом английской газеты «Ньюс Кроникл» Островский признался: «Если бы книга писалась сейчас, то она, может быть, была бы лучше, глаже, но в то же время потеряла бы свое значение и обаяние…»
Собираясь на юг, он хотел одного: продолжить работу. Он теперь жил только этим.
Мы готовились к отъезду Николая. Ольга Осиповна хлопочет над чемоданом, аккуратно и тщательно упаковывает немногочисленные пожитки. Среди провожающих — Феденев и Финкельштейн, друзья, чья забота в самые тяжелые моменты выручала Николая.
Провожает Островского и Галя Алексеева, его первый добровольный секретарь.
За окном — пронзительная сирена «скорой помощи». Санитары. Носилки. Убегающие километры асфальтовых улиц. Вокзал. Поезд. Паровозный гудок. Медленно проплывающие вагоны. Прощальные слова…
В этот раз я не могла сопровождать Николая. Сестра вызвала меня в Анапу к больной матери: врачи предсказывали печальный исход. С Николаем поехала Ольга Осиповна.
Ей разрешили жить при санатории и ухаживать за Николаем. Несколько дней он «отдыхал». Я не случайно беру это слово в кавычки. Конечно, и в санатории, оставаясь в одиночестве, особенно по ночам, когда затихала жизнь, он продумывал и отбирал материал для второй части романа «Как закалялась сталь». Там же он начал ее систематически записывать и был поглощен этим даже в дни «отдыха».
Он интенсивно занимался литучебой. И просто учился.
Из рассказов Ольги Осиповны и из воспоминаний санитарки санатория Н. А. Якуниной известно, что все приходившие к Островскому читали ему газеты, журналы, художественную и историческую литературу.
А он весь поглощен своей книгой. 5 июля пишет Гале Алексеевой из санатория «Красная Москва»:
«Лежу на балконе у моря, и свежий норд-ост дует в лицо. Кругом жизнь южного курорта. Знойное солнце. Веселый говор, счастливый смех женщин, а у меня крепко сжаты губы. Молчу. И от сурового парня уходят после 2—3-х слов. Думают, злой. Как и ты в первую встречу. Грусть заполнила всего. Море напомнило о прошлом, о разгроме всей моей личной жизни. И я не борюсь с грустью, она служит мне. Я пишу сейчас печальные страницы второго тома…»