Николай Островский

Речь как раз шла о том, как комсомольцам Андрию Птахе, Раймонду, Олесе, Сарре было поручено охранять в охотничьем домике семью графа Могельницкого, взятую под арест для обмена на партизан, захваченных белополяками в плен.

Комсомольцы нашли в домике гитары и стали петь и плясать. Утомились и уснули. И вот этим воспользовалась графиня Стефания: тихонько вышла из домика и сообщила о месте пребывания заложников.

Домик окружен. Комсомольцы приготовились к обороне. Им предложили сдаться. Они ответили: «Будем биться до последнего! Да здравствует коммуна!»

И тут Ольга Осиповна разволновалась:

— Что же это будет, Коля? Зачем ты молодых, неопытных комсомольцев поставил в такое трудное положение? Ведь они погибнут! А перед ними только жизнь открывается! Им только жить!

Николай, улыбаясь, ответил:

— Ничего, мамуся, не волнуйся, они молодые, неопытные, поэтому и попали в такое трудное положение. Не раз еще они встанут перед трудностями борьбы, некоторые из ребят погибнут, другие будут искалечены, но в борьбе вырастут закаленными большевиками. Сейчас они потеряли бдительность, но больше это не повторится. А мы, писатели, обязаны помогать молодежи, чтобы она как можно меньше делала в жизни ошибок.

Работа над книгой давала Н. Островскому ощущение, что он в рядах бойцов. И тут, в эти напряженные, полные трудов дни, произошло радостное событие, как бы удостоверившее для Николая тот факт, что он в боевом строю, — его снова взяли на военный учет. 5 февраля 1936 года он пишет брату Дмитрию Алексеевичу: «Дорогой братишка!.. Наркомат обороны вернул меня в армию. Я теперь на учете П[олит] Управления] РККА как политработник со званием бригадного комиссара. Эта военная книжечка в кармане очень для меня дорога…» В этот же день — членам Сочинского горкома: «Еще одна приятная новость. ПУ РККА вернул меня в армию (я ведь 10 лет был снят с учета как вовсе негодный к военной службе). Теперь я вернулся в строй и по этой, очень важной для гражданина Республики линии. Мне выдан военный билет политкомсостава и присвоено звание бригадного комиссара».

Эту радость разделяли и друзья Островского. По его просьбе Вера Васильевна Бердникова, работник Наркомата обороны — капитан Красной Армии, купила в военторге комсоставскую гимнастерку, прикрепила к воротнику знаки различия бригадного комиссара — ромбы и звезду на рукаве.

Эту форму Николай Алексеевич надевал в особо торжественных случаях. Первый случай — женский праздник Восьмого марта. Накануне этого дня он написал шуточное письмо А. П. Лазаревой.

«В честь международного женского дня, в знак уважения и дружбы к могущественному полу, я впервые завтра надену свой комиссарский мундир, предстану перед женским большинством в нашем доме как вояка и недодемобилизованный партизан. Пусть сверкают перед их глазами комиссарские звезды, золотые пуговицы, почетный ромб на петлицах и все остальное, что так пленяет сердца красавиц».

Май 1936 года. В Сочи закончилось строительство дома для Островского, этот дом — подарок правительства Украины. Начались сборы к отъезду. Много хлопот, но настроение у всех приподнятое. В предотъездную суету включился и Николай. С его участием отбирали книги из библиотеки, упаковывали и отправляли в Сочи. Закупали и отправляли книжные шкафы, необходимую мебель, шторы для многочисленных окон дома, посуду, хозяйственные мелочи. Купили рояль, и это была не роскошь, а необходимость — в часы отдыха Островский с упоением слушал певцов, которые к нам приходили.

Накануне отъезда устроили товарищеский ужин. Николай предложил тост за удачно проведенную московскую (творческую командировку». К нему все присоединились, пожелали Николаю творческих успехов в новом доме. Было очень весело, и задавал тон сам Николай.

Для переезда в Сочи Островскому был предоставлен вагон-салон. Устроились хорошо, но в пути Николая страшно измотало: наш вагон был прицеплен к хвосту поезда. Кровать с панцирной сеткой только увеличивала страдания: нам приходилось по очереди, наваливаясь на сетку всем телом, сдерживать тряску.

Опять на станциях Николая Островского встречали люди — с плакатами, с цветами. Он находил силы — улыбался… И хотя мы с Екатериной Алексеевной старались «регулировать» эти встречи, сдержать желающих было все равно невозможно.

Наконец прибыли в Сочи. Не чаем, как домой добраться, отдохнуть. Но и тут весь перрон и привокзальная площадь заполнены встречающими. Народу так много, что кажется, все жители города здесь. Едва поезд остановился, в вагон вошли секретарь горкома партии, руководители городских организаций. Пришли приветствовать Островского и пионеры; одна из пионерок тут же, у постели, зачитала приветствие и прочла стихотворение. Ну и конечно, пришла Ольга Осиповна с двенадцатилетней дочерью Екатерины Алексеевны Катюшей. И Левушка Берсенев… Все было торжественно, радостно. Но когда Николай узнал, что перрон вокзала заполнен людьми и его ждут, он попросил перевести вагон на запасный путь и подождать, пока народ разойдется. Всех нас поразило это решение Николая. Но он сказал: