Н. П. Игнатьев обладал личной храбростью и стойкостью, в особенности проявившимися во время его поездок в Хиву, Бухару и Пекин, где он не раз оказывался на волосок от гибели. Он являлся прекрасным организатором и сумел на должном уровне провести тяжелую экспедицию в Среднюю Азию и направить работу посольства в Константинополе. О том, что он – прирожденный дипломат, говорили многие. Впервые это заметил министр иностранных дел Франции А. Валевский, познакомившийся с Игнатьевым на Парижской конференции 1856 г. по разграничению территории России и Южной Бессарабии. Убежденный доводами Игнатьева в целесообразности выгодной для России границы, Валевский сказал ему: «Оставьте военный мундир, вы созданы для дипломатии»[609]
. Неоднократно это утверждал и Горчаков.Игнатьев принадлежал к числу дипломатов – патриотов, горячо любящих Россию и болеющих за ее судьбу, за ее интересы. Этим он отличался от многих, ценивших в дипломатической карьере только заметное положение в обществе, чины и ордена. Не последнюю роль сыграло и военное воспитание Игнатьева. В военных учебных заведениях, которые он окончил (Пажеский корпус, Николаевская военная академия), воспитанию патриотических чувств придавалось большое значение. Огромное влияние в этом плане оказывала на Игнатьева семья, главным образом отец, видевший основную цель жизни в служении России и государю.
Не следует забывать о том, что Игнатьев вступил на дипломатическое поприще, когда Россия, потерпевшая поражение в Крымской войне, была раздавлена и унижена. Стремление восстановить ее международный престиж владело умами значительной части русских людей. Игнатьев видел задачу своей дипломатической деятельности в восстановлении и усилении могущества России и ее роли в Европе. Решение Восточного вопроса, имеющее принципиальное значение для внешней политики России, казалось ему главным звеном, за которое можно было вытащить всю цепь, урегулировать все остальные проблемы. Славянские народы он считал основными союзниками России, полагая, что интересы славян и России совпадают, и в силу этого являлся горячим сторонником их освобождения. Особенно много сил посвятил он освобождению Болгарии от османского ига.
Игнатьев выступал за проведение активной балканской политики России. Но он не был «ястребом», призывающим к войне, как это пытались изобразить многие современники, а затем историки. Он понимал гибельность войны для России и считал, что война может быть начата только в определенных условиях при благоприятной ситуации в Европе. Его призывы к активной политике на Балканах преследовали главным образом задачу активизации помощи балканским народам (вооружением, укреплением боеспособности армии и др.) и содействия их объединению. Он утверждал, что и Россия должна готовиться к войне в финансовом, экономическом и военном отношении, ибо непредсказуемая ситуация на Балканах в любой момент могла потребовать применения силы, как, впрочем, и получилось. Игнорирование предложений Игнатьева со стороны правительства и МИД в определенной степени, как нам кажется, привело к тому, что войны избежать не удалось и Россия оказалась к ней совершенно неподготовленной. В итоге результаты войны в значительной степени были сведены на нет.
Слабой стороной позиции Игнатьева являлось неадекватное представление о силах России и европейских государств. Военные возможности страны оказались гораздо слабее, чем он рассчитывал, а сопротивление европейских стран восстановлению и усилению роли России на Балканах – гораздо сильнее. Последнее обусловило также и тот факт, что попытки Игнатьева решить балканские проблемы в интересах христиан с помощью прямых договоренностей с Портой оказались неуспешными. Это можно было сделать в частностях, но не в коренных вопросах.
При всем этом Игнатьев не был «твердолобым» дипломатом. Он оказался достаточно гибким и отступал от своих решений, применяясь к обстоятельствам. Это в особенности проявилось в его переговорах с турецким министром иностранных дел Фуад-пашой в 1867 г., когда посол отказался от требования принципа национальной автономии, понимая бесперспективность его реализации, и предложил проведение частичных реформ в христианских провинциях. Изменил Игнатьев также свою позицию и в отношении принципа невмешательства, провозглашенного Горчаковым в 1867 г.
Однако он предвидел, что этот принцип, выполняя тактическую задачу – предотвращение вмешательства Австро-Венгрии в балканские дела, в итоге приведет к подъему освободительного движения балканских народов, вызванного все усиливавшимся экономическим, политическим и религиозным гнетом османских властей и мусульманских феодалов.