Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат

Одной из главных тем переговоров был вопрос об английских происках в Средней Азии. Еще от везиря Игнатьев узнал о том, что в Бухару прибыли два англичанина, выдающие себя за афганских купцов, а трое проживали в городе под видом индийцев. Об этом он шифром донес Катенину и в Военное министерство. «Делаю бухарцам надлежащие внушения относительно действий англичан в Азии», – сообщал посланник[94]. 16 октября он докладывал Катенину об успешных переговорах с эмиром и добавлял: «Английскому агенту здесь не удается, и он уже собирается ехать обратно в Кабул»[95]. Еще находясь в Хиве, Игнатьев узнал, что несколько англичан обучают в Коканде артиллерийскую команду. В Бухаре эти сведения подтвердились показаниями пленных русских солдат. В Бухаре опасались англичан, стремящихся к проникновению в ханство, преследуя экономические и стратегические цели. Кроме того, Англия поддерживала афганское продвижение в Южном Туркестане, что не могло не беспокоить бухарского владетеля. Поэтому он сочувственно прислушивался к рассказам Игнатьева о действиях англичан в Индии и Китае и о грозящих Бухаре опасностях в случае английской экспансии. В Бухаре симпатизировали восставшим сипаям и выражали недоверие афганскому эмиру Дост-Мухаммеду, как ставленнику англичан. Эмир Насрулла заявил Игнатьеву, что не будет принимать английских посланцев и посоветует Дост-Мухаммеду также не пускать их в Афганистан[96].

Такая позиция эмира объяснялась в том числе его надеждой на помощь России в борьбе с Кокандом и Хивой. Эмир даже предложил заключить союз против Хивы и разделить территорию ханства между Бухарой и Россией. Игнатьев благоразумно заявил, что не уполномочен входить в такие переговоры, хотя и намекнул, что в случае неприязненных действий Хивы против России последняя может занять устье Амударьи и Кунград. Здесь посланник явно вышел за рамки своих полномочий.

16 октября 1858 г. Игнатьев писал Ковалевскому: «Нам, по-видимому, удалось поссорить хивинцев с эмиром, и он не прочь поделить с нами Хивинское ханство, если оно воспротивится свободному плаванию по Аму. Нам можно было бы взять устья и Кунград, подчинив себе каракалпаков, киргиз[97] и туркмен»[98]. Вообще Игнатьев больше склонялся к мнению военных, предпочитавших действовать силовыми методами в среднеазиатском вопросе, чем к осторожной позиции МИД. Да он пока и состоял на военной службе. Без сомнения, Игнатьев уже начинал формироваться как дипломат, но пока это сказывалось больше в методах его действий, чем во взглядах.

В ходе переговоров Игнатьев предложил эмиру отправить вместе с русским посольством при его возвращении в Россию посла, который мог бы вернуться весной уже на пароходе. Согласие эмира было получено. Договорились также о пробной перевозке товаров на пароходе, о сооружении пристани и закупках для пароходов угля.

Эмир всячески подчеркивал свое внимание к миссии. Члены ее свободно разгуливали по городу в европейском платье, их хорошо кормили. Жили они во дворце. Эмир прислал множество подарков: Игнатьев получил арабского скакуна (при приезде в Россию он подарил его наследнику цесаревичу Николаю Александровичу), кашемировую шаль, богатый халат. Все офицеры миссии получили шелковые халаты, а солдаты и казаки – хлопчатобумажные. Императору Александру II эмир послал в подарок слона.

В свою очередь, эмиру были переданы подарки – оружие, часы, подзорная труба. Больше всего ему понравились гравюры, которые Игнатьев преподнес от себя.

30 октября эмир вручил Игнатьеву грамоту Александру II и письмо к Горчакову, где подтверждалось его согласие с предложениями России, а 31 октября миссия выехала из Бухары в сопровождении нового бухарского посланника Наджмеддина-Ходжи. Обратный путь лежал через пустыню Кызыл-Кум. Так как надвигалась поздняя осень, всем казакам была куплена теплая одежда и сапоги. Приобрели новых верблюдов, запасы воды, спирта, продуктов. Н. Г. Залесов сообщал в своих воспоминаниях: «Игнатьев весел и доволен, он получил от эмира все, что желал, даже, может быть, более, чем ожидал. Остальное – дело правительства»[99].

Однако члены миссии покидали Бухару не с таким радостным ощущением. Бухара произвела на них неприятное впечатление. Город утопал в грязи, при дворе царили лесть и самообольщение, за малейшие проступки эмир вспарывал животы своим подданным. «Везде муллы и медресе, и это главная причина застоя», – отмечал Залесов[100].