Николай Рерих

Сюжет этот объединял реальные факты жизни художника. Слухи, доходившие до него: слишком уж плодовит Рерих, невозможно, чтобы человек один мог написать сотни, тысячи картин. Пропажу тех восьмидесяти эскизов, которые уплыли в 1906 году за океан, долго были скрыты от глаз таможенной упаковкой и наконец разошлись по музеям и гостиным Нового Света. Судьбу картин, оставшихся в Швеции в недавнем 1914 году, когда Балтийская выставка была прервана событиями мировой войны. В Петроград они ее вернулись — до сих пор ждут своей участи в порту Мальмё.

И, конечно, в повести вспоминается реальное пламя, поднявшееся в Москве над домом в Петровских линиях, где находилась типография и издательство Иосифа Кнебеля. «Патриоты»-погромщики, которые били немцев и расхищали их магазины, бесчинствовали повсюду, бесчинствовали они и на Неглинной. На улицу выбрасывали рояли и ноты, картины и книги. В Петровских линиях нога тонула в бумаге, в обрывках холстов. На холстах виднелись следы красок — собрание картин у Кнебеля было первоклассное. В грязи и листы книги Александра Павловича Иванова о Рерихе и готовые оттиски картин-иллюстраций.

Рукопись этой книги существовала в единственном экземпляре — копии у автора не осталось. Книга так и не увидела света. Пожар, пепел, смешанный с грязью, претворились у Рериха в образ пламени, которое всегда было для него символом гнева и разрушения.

Эти раздумья о «пламени гнева» важны для художника. Но они не трогают людей, которые борются за осуществление реальной свободы и мира. За землю для крестьян, за хлеб и работу для всех. Идея повести «Пламя» с его призывом к миру и прекращению вражды чужда белым. Идея повести «Пламя» с его проклятиями «безумию толпы» чужда красным, сражающимся под пламенным знаменем. Для них пламя — символ не гнева, не безумия, но очищения и справедливого боя за свободу, символ Великой Революции.

Поэтому так несвоевременно, так наивно звучат эти заклинания «алого пламени», от которого «надо спастись бегством». Конечно же, художник стоит здесь на позициях абстрактного, внеклассового гуманизма — конечно, эта позиция глубоко чужда новой России, которая самоотверженно борется за новую жизнь под алым знаменем.

От этой борьбы отстранился художник, живущий в тишине Тулолы. Проста была еда. Длинны были прогулки по острову. Долги были дни, наполненные тишиной и работой. Художник «сознательно хранил силы», он писал картины и стихотворения, исполненные строгого ритма и торжественной патетики. Писал повесть-письмо «Пламя». Пьесу «Милосердие».

В ней действуют Старейшины, Вестники, Женщины, Воины, диалог ее торжественно нетороплив; подробные ее ремарки представляют собой описания картин Рериха: «Высокое помещение с открытыми пролетами колонн в глубине. На первом плане с двух сторон поднимаются снизу две лестницы. В пролетах колонн видно небо, освещенное пожарами… Посередине за столом — Старейшины. В пурпурных плащах. По лестницам снизу взбегают Вестники, иногда истерзанные и раненые (общий тон картины похож на „Зарево“)».

Действие других картин происходит в тех переходах, подземельях и башнях, которые так любил писать Рерих для пьес Метерлинка, или в «дубраве тишайшей у подножия Синих гор», или на вершине горы, под лиловой тучей, в круге белых камней.

За стенами замка раздаются звуки битвы, воет человеческая толпа, слышатся удары камнемётов.

На сцену один за другим вбегают Вестники, докладывающие Старейшинам о свирепости врагов, о гибели городов и людей.

Главное, о чем сообщают Вестники, — гибель культуры, которую крушит безумная толпа: «Они ворвались в школы! Избивают юношей! Гибнут надежды народа… Подожжены лучшие здания… Книги уничтожили. Выпущены из тюрем все убийцы. Преступники стали во главе избивающих. Кто-то платит им золото».

Знакомая тональность «Земли» Брюсова, «Царя Голода» Леонида Андреева, старой (1898 год!) пьесы Верхарна «Зори», которую вскоре поставит в новой России Мейерхольд.

Но те пьесы — предчувствия, пророчества; в конце «Милосердия» стоит дата — ноябрь 1917 года. Значит, она совпадает со штурмом Зимнего, с взятием красногвардейцами Кремля, с декретами о мире и о земле.

Спасение России, возможность возрождения России — в народной революции. Сортавальский отшельник видит восстание разрушением, ужасом, гибелью человечества и его культуры.

Спасение он чает только в тишине. В обращении старейшин к мудрому отшельнику Гайятри, который невредимым проходит через стан врагов и заставляет их в ослеплении разить друг друга. Поверженных врагов Гайятри отпускает на волю и благословляет народ: «Ищите подвиг. Работать научитесь. Признайте единую власть знанья». Молится освобожденный народ, а Гайятри возвращается в свое отшельничество у подножия Синих гор.

«Наивное народное действо», как обозначил сам автор жанр пьесы, — истинное произведение торжественного Театра Рериха. Очевидна созвучность «Милосердия» Блоку, вселенским битвам «Скифов»:

«Вот срок настал. Крылами бьет беда…»