Николай Рерих

Майтрейя изображается не погруженным в нирвану, недвижно-бесстрастным, как обычно изображают Будду. Майтрейя стоит или сидит, не скрестив ноги — спустив ноги с трона, нарушив неподвижность, готовый встать, шагнуть, нарушить нирвану, идти в бой за справедливость…

Майтрейя — Будда-воитель, бог не только утешающий, но защищающий обездоленных. И потому, что в нем есть это активное начало борьбы, защиты, даже наказания угнетателям, именно этот Будда так популярен у тех, кто трудится, пашет землю, пасет скот, перегоняет караваны; именно его изваяния вырублены в скалах Ладака и его изображения украшают пещерные храмы.

Этого Будду избирает Рерих героем своих Ладакских циклов. Будду, помогающего людям, посылающего им защиту и помощь.

И Гэсар-хана избирает Рерих героем своих ладакских картин.

Его мечи и стрелы высечены на скалах Ладака. Его чтит вся Азия — от Амударьи до Амура.

Бродячие певцы неделями поют о похождениях Гэсара — как Гомер пел «Илиаду». Гэсара отождествляют с Александром Македонским (Цезарь — Кесарь — Гэсар), с Чингисханом, с китайским богом войны. В сказаниях он предстает то могущественным ханом, то бедным пастухом, жена и мать которого доят коров, собирают навоз на топливо, то небесным посланцем. Стрела и меч — знаки Гэсара. Знаки Гэсара высечены на скалах Ладака, его родины. Впрочем, первобытные писаницы, изображения оленей и горных баранов, народ тоже считает знаками Гэсара. Может быть, Гэсар скоро вернется с севера — из страны, где народ сверг богачей и установил свою власть. Ведь у входа в великий храм Гэсар-хана стоят два коня, белый и красный. Когда Гэсар приближается, кони ржут — и недавно многие слышали это ржание.

Так поют бахши, повторяя имя Гэсар-хана, а рядом — имя Ленина, вождя северной страны.

Гэсериаду, ее историю, изучает Юрий. А Николай Константинович воплощает эти легенды в красках и линиях. На синих скалах вырублены знаки Гэсара. Всадник остановил коня на фоне алого заката, натянул лук — сейчас полетит стрела и послышится в тучах голос Гэсара — или Ильи-пророка.

Недаром знак Гэсара — громовая стрела. Страшны в этих местах грозы и часты в этих местах грозы: сверкает, перекатывается все небо, дождь падает не каплями — потоком. Рерихов сопровождали шаровые молнии и синий свет, вспыхивавший, когда рука касалась предмета. Елена Ивановна дотронулась до шерстяного одеяла — возникло розово-лиловое пламя. Свет таился в предметах, в камнях, в одежде, словно лучи из космоса доходили до гор, не опускаясь в долины, — ослепительный прозрачно-зеленый, фиолетовый, розовый свет картин Рериха. Поблизости от Леха свет отстал от путников. Глинобитный город вырос на скрещении торговых дорог, значит, в нем главенствует огромный базар, на котором продают бирюзу и керосин, рис и ситцы, сапоги и самовары. Сам город совершенно такой, как в описании Келлермана:

«Через городские ворота вдруг открывается вид на широкую улицу через базар в центре города! Ряд высоких тополей, красочная толпа людей и животных, огромные кучи тюков с товарами!.. Караваны, пони, ослы, мулы, блестящие яки с тяжелыми тюками на спинах. Одни пришли из Лхасы и пробыли три месяца в пути. Другие — из Яркенда; путешествие продолжалось тридцать дней. Через трудные перевалы на высоте пяти тысяч метров, через горы Каракорума, через снежные поля и ледники прошли они. Да, это была не увеселительная прогулка! Теперь они будут отдыхать один-два месяца в Лехе, чтобы затем с новым грузом отправиться в обратный путь».

Словно уменьшенная Лхаса — этот город с базаром и желтыми бритыми монахами, словно дворец Далай-ламы, высится на скале многоэтажный дворец махараджи, разрушающийся, продуваемый ветрами. При Рерихах отвалилась часть стены в комнате — все, кроме гостей, отнеслись к этому как к должному. Поодаль от города — монастыри, тибетские храмы, субурганы-ступы. И монастыри и дворец — глинобитные, толстостенные, сужающиеся кверху, словно низко усеченная пирамида. Белые субурганы принимают весь свет, все краски, то розовеют, то синеют: такими — принимающими свет — написал их художник в «Твердынях Тибета».

Город азиатский, город, в котором редки европейцы, насыщен ощущением большей древности, чем европейские города. Ведь в окрестностях его можно видеть не только буддийские храмы, но древние могильники, писаницы первобытных людей, каменные христианские кресты, почти такие, как на кладбищах «Извары» и Изборска.

Исторически это объясняется очень просто: несториане, то есть сторонники епископа Нестора, которого каноническая церковь признала еретиком, бежали в шестом — седьмом веках из Малой Азии на восток, в языческие земли. Оседали там, жили, торговали, умирали — и множились кресты по всей Центральной Азии, и множились рассказы о том, что Христос побывал в Индии и учился у ее мудрецов и проповедовал у костров, среди бурых и коричневых скал.