Николай Рерих

Так же живописна и казахская женщина в черной стеганой кофте и белом бумажном платье. Еще ярче фигуры монголов, которых мы видели на базарах. Они носили развевающиеся пестрые и яркие одежды, напоминающие костюм доктора музыки в Оксфорде» — таким описал город Шивашанкара Менон, индийский дипломат и наблюдательный литератор в книге «Древней тропой». Он был в Урумчи позднее, в сороковые годы, но таким был город и в 1926 году.

В тарбагатайских горах поблизости обитают кочевники-киргизы, «словно сошедшие с куль-обской вазы»; курганы — памятники великого переселения народов, часты здесь, как в Новгородской губернии.

Вечерами, когда огромные звезды выходят на черное небо, идут беседы в Советском консульстве.

Николай Константинович рассказывает о своей экспедиции. Рассказывает об учении гималайских махатм, стремящихся объединить весь буддийский мир в единую общину, в которой народы наконец-то обретут подлинное счастье. Как тибетцы, как индусы, как люди центральноазиатских народов, он верит в то, что освобождение от господства чужеземцев придет с Севера, от красных богатырей, что неугасимый свет свободы, воссиявший на Севере, осенит Центральную Азию.

Приближался день рождения Ленина, 22 апреля, и сотрудники консульства мечтают установить в этот день перед своим зданием бюст Ленина.

Консул попросил художника сделать эскиз пьедестала для памятника; ночь сидел Рерих над эскизом, утром 22 апреля эскиз был готов.

В канун Первого мая художник принес консулу на сохранение свой дневник — мало ли что могло случиться в пути? А шестого мая была получена телеграмма из Москвы от Чичерина с разрешением на въезд в СССР Рериха Николая Константиновича, Рерих Елены Ивановны, Рериха Юрия Николаевича.

Художник оставил и завещание — в случае его гибели все имущество экспедиции, включая картины, переходит в собственность русского народа.

Восьмого мая визы были выданы, и караван двинулся в новый достаточно дальний путь. Двинулся на север, к границе России — Советского Союза.

29 мая 1926 года отец, мать и сын пересекли границу новой России.

4

Китай остался за границей, на юге. Впереди была степь — такая же, как в Синьцзяне, и глинобитные городки — такие же, как города Синьцзяна, и казахи в шапках-малахаях, и уйгуры в ватных халатах были — как по ту сторону границы.

Но в Хотане Рерих убежденно писал: «Дайте этому месту хотя бы примитивные условия культуры, и процветание восстановится необычайно быстро».

У Зайсана, в Семипалатинске, жилось небогато, туго было с продуктами. Но здесь не было губернаторов-тиранов и амбаней с непроницаемо любезными улыбками. Красные флаги развевались над глинобитными исполкомами и сельсоветами. Открывались школы, фельдшерские пункты. На пароходе, плывущем по Иртышу, толкуют не о Шамбале и притеснениях амбаней, но о стройках, которые будто бы пойдут по всей Сибири.

В Омске Рерихи садятся в московский поезд. Одежда у них не местная, манеры непривычные, да еще два тибетца сопровождают седобородого начальника экспедиции. Иностранцы? Похоже. Англичане? Американцы? Может быть. Но речь у них — чистая, российская, хотя и несколько старомодная, не знающая тех изменений, которые вошли в нее за восемь лет.

В июне 1926 года экспедиция выходит на перрон Казанского вокзала.

Извозчики подают пролетки к подходу поезда. Извозчики и приезжие разморены жарой. Экспедиция, пересекшая Центральную Азию, пересекает Каланчевку, Садовое кольцо, тянется Мясницкой — до Тверской, до гостиницы «Гранд-отель».

Высится над рекой Кремль, сияют золотые купола замоскворецких церквей. Но город разросся, город строится домами, новыми заводами, учреждениями.

Сельская молодежь с деревянными сундучками приезжает учиться в Московский университет. Идет в Художественном театре премьера «Горячего сердца». Открывается Музей восточных культур. Ликвидируется беспризорность. Светятся ночью окна кабинета Чичерина в Наркомате иностранных дел — нарком занят многообразными, сложнейшими делами.

Рериха Чичерин принимает, конечно, днем — выкраивает время для встречи с художником, которого помнит еще по Петербургскому университету.

«Полукоммунист, полубуддист» верен себе — он говорит с советским наркомом о возможности объединения России и огромного буддийского мира с помощью махатм — великих мудрецов Индии. Он передает Чичерину ларец с землей, взятой с могил великих мудрецов Индии, — дар махатм. «Посылаем землю на могилу брата нашего Махатмы Ленина», — пишут махатмы в письме, которое кажется отрывком из книги Рериха «Пути благословения» или «Алтай — Гималаи»:

«На Гималаях мы знаем свершаемое Вами. Вы упразднили церковь, ставшую рассадником лжи и суеверий. Вы уничтожили мещанство, ставшее проводником предрассудков. Вы разрушили тюрьму воспитания. Вы уничтожили семью лицемерия.