Николай Рерих

«Глубокоуважаемый и дорогой Николай Константинович!

Не надумаете ли на пасхальной неделе побывать у нас и на картах судьбу узнать свою? Карты Сведенборга.

Кажется, всю неделю дома просидим. В пятницу третьего собираюсь в Царское село, на рожденье к Гумилеву.

Если бы Вы известили нас.

Серафима Павловна шлет Вам поклон.

А. Ремизов.

28 марта 1909».

Серафима Павловна была дамой обычного роста, но рядом с мужем казалась огромной. Он мал, верток, с волосами-рожками, поднятыми над висками, с глазками лешего за выпуклыми стеклами сильных очков. Заливисто, страшновато смеется. Леший — порождение Петербурга, леший городской, зябкий, словно странное и редкое оранжерейное растение. Попади он в лес, о котором пишет все время, — пропадет там, захиреет. Может жить только в гостиных, в натопленных комнатах, составлять гороскопы, увлекаться Сведенборгом — шведским мистиком XVIII века. Когда во время войны очередной призыв в армию доходит до него — молит друзей помочь, спасти, укрыть его, зябкого, с близорукостью в 11 диоптрий: «Меня отправят в казармы!»

В казармы он не попал, продолжал рысцой поспешать по проспектам, читать Сведенборга, писать свои рассказы — узорные, тяжкие, замысловатые, где блудят боги и бесы, где сплетаются русские кикиморы, китайские уродцы, индийские боги.

Ремизова чтут в литературных кругах; театры отпугивают его витиеватые, сложные пьесы. А ему так хочется видеть эти пьесы поставленными на папертях настоящих соборов или в изысканных «новых» театрах, презревших бытовую оболочку жизни.

«Дорогой Николай Константинович!

Сегодня я получил уведомление, что В. Ф. Комиссаржевская бросает сцену и театра своего, само собою, держать не будет, а откроет школу.

А из всего этого выходит, что „Иуда“ остался ни при чем.

Подумайте, Николай Константинович, нельзя ли поправить дело: вызовите Санина, если находите возможным начать с ним дело, и переговорите… Я так сжился с мыслью о Ваших картинах к „Иуде“, что не хочу бросать затею добиться постановки пьесы.

Рассудите все это сами и уведомьте меня.

А. Ремизов.

22 ноября 1909».

Комиссаржевская действительно бросила театр в Петербурге, Комиссаржевская всего через год погибла от средневековой болезни — черной оспы. «Трагедия об Иуде Искариотском» осталась непоставленной. Ни один театр не сыграл злосчастного принца Иуду, который исполняет все черные дела, предопределенные ему судьбой, ни одна актриса не репетировала роль жестокой, сладострастной, задумчивой царевны Ункрады. Остались только эскизы Рериха к неосуществленному спектаклю — цари входят с дарами в узорчатый сказочный город. Печальная, большеглазая, напоминающая богородицу в райских кущах, стоит девица возле тонкой березки. Это одна из самых популярных картин Рериха. Называется она — «Ункрада». Никто не помнит странную пьесу, для которой была написана эта царевна. Пьесу, которую мечтали поставить Рерих и Ремизов. Поставить в театре, сочетающем изысканность с подлинной народностью. Показывающем спектакли на реальных папертях и площадях, а не на тех, что были созданы Рерихом для премьеры «Старинного театра».

Еще письмо:

«Дорогой Николай Константинович!

Из газет узнал о возрождении у нас Старинного театра, о Вашем участии в нем.

Я написал литургическое действо о Георгии Храбром — пьеса, которая могла бы пригодиться Старинному театру. Когда я написал это действо, то первое, что я подумал, — поставить его в Новоспасском монастыре в Москве. Сейчас я ее послал в Москву, Брюсову… Ответа еще не получил. Получу, извещу Вас. Там есть Царевна — юродивая, которая спасает Георгия от змия.

Вам все это будет по душе.

А. Ремизов.

2(15) мая 1911».