Николка Персик. Аня в Стране чудес

«Если в них нет никакого смысла, – сказал Король, – то это только, знаете, облегчает дело, ибо тогда и смысла искать не нужно. Но как-никак, мне кажется, – продолжал он, развернув листок на коленях и глядя на него одним глазом, – мне кажется, что известное значенье они все же имеют. “Сказал, что я же не умею свободно плавать на спине”. Ты же плавать не умеешь?» – обратился он к Валету.

Валет с грустью покачал головой.

«Разве, глядя на меня, можно подумать, что я хорошо плаваю?» – спросил он. (Этого, конечно, подумать нельзя было, так как он был склеен весь из картона и в воде расклеился бы.)

«Пока что – правильно, – сказал Король и принялся повторять стихи про себя: “…Им ясно истина видна” – это, значит, присяжным. “…Когда вмешается она…” – это, должно быть, Королева. “Но что же станется со мною?” …да, это действительно вопрос! “…Я дал ей семь, ему же десять…” –ну конечно, это насчет пирожков».

«Но дальше сказано, что “все вернулись к нам опять”», – перебила Аня.

«Так оно и есть – вот они! – с торжеством воскликнул Король, указав на блюдо с пирожками на столе. – Ничего не может быть яснее! Будем продолжать: “…Пред тем, как в обморок упасть…” Ты, кажется, никогда не падала в обморок, моя дорогая?» – обратился он к Королеве.

«Никогда!» – рявкнула с яростью Королева и бросила чернильницей в Ящерицу. (Бедный маленький Яша уже давно перестал писать пальцем, видя, что следа не остается, а тут он торопливо начал сызнова, употребляя чернила, струйками текущие у него по лицу.)

«В таком случае это не совпадает», – сказал Король, с улыбкой обводя взглядом присутствующих. Гробовое молчанье.

«Это – игра слов!» – сердито добавил он, и все стали смеяться.

«Пусть присяжные обсудят приговор», – сказал Король в двадцатый раз.

«Нет, нет, – прервала Королева. – Сперва казнь, а потом уж приговор!»

«Что за ерунда? – громко воскликнула Аня. – Как это возможно?»

«Прикуси язык!» – гаркнула Королева, густо побагровев.

«Не прикушу!» – ответила Аня.

«Отрубить ей голову», – взревела Королева. Никто не шевельнулся.

«Кто вас боится? – сказала Аня. (Она достигла уже обычного своего роста.) – Ведь все вы – только колода карт».

И внезапно карты взвились и посыпались на нее: Аня издала легкий крик – не то ужаса, не то гнева – и стала от них защищаться и… очнулась… Голова ее лежала на коленях у сестры, которая осторожно смахивала с ее лица несколько сухих листьев, слетевших с ближнего дерева.

«Проснись же, Аня, пора! – сказала сестра. – Ну и хорошо же ты выспалась!»

«Ах, у меня был такой причудливый сон!» – воскликнула Аня и стала рассказывать сестре про все те странные приключения, о которых вы только что читали. Когда она кончила, сестра поцеловала ее и сказала:

«Да, действительно, сон был причудливый. А теперь ступай, тебя чай ждет; становится поздно».

И Аня встала и побежала к дому, еще вся трепещущая от сознанья виденных чудес.

* * *

А сестра осталась сидеть на скате, опершись на вытянутую руку. Глядела она на золотой закат и думала о маленькой Ане и обо всех ее чудесных приключениях и сама в полудреме стала грезить.

Грезилось ей сперва лицо сестренки, тонкие руки, обхватившие голое колено, яркие, бойкие глаза, глядящие ей в лицо. Слышала она все оттенки детского голоса, видела, как Аня по обыкновению своему нет-нет да и мотнет головой, откидывая волосы, которые так настойчиво лезут на глаза. Она стала прислушиваться, и все кругом словно ожило, словно наполнилось теми странными существами, которые причудились Ане.

Длинная трава шелестела под торопливыми шажками Белого Кролика; испуганная Мышь барахталась в соседнем пруду; звякали чашки – то Мартовский Заяц со своими приятелями пили нескончаемый чай; раздавался резкий окрик Королевы, приказывавшей казнить несчастных гостей своих; снова поросенок-ребенок чихал на коленях у Герцогини, пока тарелки и блюда с грохотом разбивались кругом; снова вопль Грифа, поскрипыванье карандаша в руках Ящерицы и кряхтенье подавляемых морских свинок наполняли воздух, мешаясь с отдаленными всхлипываниями горемычной Чепупахи.

Так грезила она, прикрыв глаза, и почти верила в страну чудес, хотя знала, что стоит глаза открыть – и все снова превратится в тусклую явь: в шелестенье травы под ветром, в шуршанье камышей вокруг пруда, сморщенного дуновеньем, – и звяканье чашек станет лишь перезвоном колокольчиков на шеях пасущихся овец, а резкие крики Королевы – голосом пастуха. И все остальные звуки превратятся (знала она) в кудахтанье и лай на скотном дворе, и дальнее мычанье коров займет место тяжелого всхлипыванья Чепупахи.

И затем она представила себе, как эта самая маленькая Аня станет взрослой женщиной, и как она сохранит в зрелые годы свое простое и ласковое детское сердце, и как она соберет вокруг себя других детей и очарует их рассказом о том, что приснилось ей когда-то, и как она будет понимать их маленькие горести и делить все простые радости их, вспоминая свое же детство и длинные, сладкие летние дни.