Никому не говори!

Владимир Фризер проделал огромную работу и сделал настоящий рывок в развитии медицины. Он смог добиться невероятного прогресса в области увеличения частей тела без хирургического вмешательства. Мгновенно действующие обезболивающие. Нервные стимуляторы, позволяющие преодолеть громадное расстояние без передышек на своих двух. Адреналиновые коктейли. Но где прогресс, там и регресс. Многие пытаются втюхать доверчивым глупцам подпольную продукцию, которая не только действует в ущерб организму, но и травмирует тело. Эти двое не исключение. Надувные шарики не только не причинили бы мне существенного вреда, но и потешали бы моё самолюбие, поэтому я лишь тяжело вздохнул, прикрыв глаза от усталости. Разбираться не было сил. Четыре часа за рулём, истерики Ксюши и надрывный плачь младенца на заднем сидении выбили меня из привычной калии. Не то, чтобы я не любил детей, просто не был готов к общению с ними.

– Слушайте, просто уйдите с дороги. У меня нет желания с вами возиться.

– Не положено, – пробасили двое из лорца, скрещивая на груди руки. Да чтоб вас!

– Мне плевать, что вам положено, а что нет…

– Слушай, вали от сюда. Нам проблемы не нужны…

Но тут его прервал желанный голос, который раньше стоял у меня в печёнках, а сейчас ласкал слух:

– Пропустите, пока у вас действительно не появились проблемы.

Как по мановению волшебной палочки двое расступились, и я поплёлся за Фризер. Преодолев лестницу, свернули к коридору, где находилась комната девушки, но прошли в кабинет. Всю дорогу смотрел на попку, обтянутую лоснящейся тканью до самых пят, и скользил по обнажённой спине с ровной линией позвоночника. Она возбуждала меня одной своей походкой, при которой ягодицы девушки покачивались в такт только мне известной музыке. Поэтому, когда за моей спиной закрылась дверь, в то время как девушка щёлкнула тумблером на глушилке и положила сотовый рядом, я сразу прижал её к столу, стиснув булочки в руках.

– Как же мне нравится твоя задница, Фризер, – прошептал я, ведя носом по идеальному изгибу шеи. – Думаю, скоро мы и ею займёмся.

Я знал, что Нина не баловалась анальным сексом, и отлично понимал её страх, поскольку спина тут же напряглась. Это насмешило. Как бы малышка не старалась выдать себя в ином свете, её неопытность всё равно легко раскусить. Провёл ладонями по бархатной коже спины от поясницы к плечам, стаскивая лямки платья, которое упало к её ногам чёрной лужицей. Вынул две палочки из скрученных волос, и те шёлковым водопадом рассыпались по груди.

– Антон…

– Шшш, – прервал её, убирая блестящие локоны на одно плечо и прикасаясь губами к открытому участку кожи под ухом. – Дай мне на тебя посмотреть.

Как же она молода. Ей бы прожигать жизнь на танцполе и за барной стойкой, но она играет придуманную ею роль. Это заводит, но… Меньше всего я хочу, чтобы она в этой игре потеряла себя. Вдохнул запах её волос. Лаванда. Это лаванда. И виноград. Повёл носом к изгибу, а пальцы зарыл в мягкость её волос. Удивительно. С виду они жёсткие и непокорные, а на ощупь словно шёлк. Провёл ладонями по её бокам и зацепил тонкие нити трусиков, от которых было только название. Стянул их, позволил упасть на пол и стащил с себя футболку с ветровкой. Прижался грудью к её спине, целуя заднюю сторону шеи и прижимая её к себе.

– Как ты красива, Лисёнок.

С её губ сорвался тихий вздох, дыхание с каждой секундой становилось всё чаще, а сердце… Частоту его ударов я чувствовал грудью. Маленький глупенький лисёнок. Кого ты пыталась обмануть, моя маленькая? Старого пса? И ведь почти получилось, я попался на её удочку, словно мальчишка. Интересно. Пожалею я об этом или нет?

– Антош…

Стонет, протягивая букву «Ш», а меня аж ведёт от этого. Поглаживаю рёбра одной рукой и ввожу палец другой в её мягкие складочки. Дразню клитор, наслаждаясь реакцией малышки, а затем проникаю глубже. Нинок стонет, нагибаясь вперёд и упираясь о стол руками. Мне безумно нравится её чувственность. Это единственное, что в ней не фальшиво. В груди вдруг просыпается странная тоска от мысли, что даже со мной, даже сейчас она может играть роль, врать, притворяться, а я не могу этого изменить. Не могу заставить её быть собой всегда, и не понимаю причин её актёрства.

Целую её позвоночник, вытаскивая из-за пояса пистолет, и кладу его рядом с её ладошками. Пальцы с трудом справляются с замком ремня и джинс. Желание обладать ею сейчас было просто невыносимо. Штаны с грохотом падают на пол, и я в благоговейном предвкушении прижимаюсь к её попке, упираюсь между упругих полушарий и растягиваю её лоно, подстраивая под себя. Нина выдыхает мат и тут же всхлипывает, а меня всего трясёт от удовольствия. Моя девочка. Чёрт. Я повёрнут на ней! Болен ею! Околдован!

Разворачиваю к себе лицом и провожу пальцами свободной руки по щекам и губам. Как она красива! Оливковая кожа так нежна и маняща. Алые губки призывают к поцелую. Я вынимаю из неё свои пальцы и провожу им по её губам, хочу проверить, хочу знать, и она всасывает их, ухватившись за кисть. Блять! Что ж ты со мной делаешь? Почему ты так идеальна?