Никому не скажем

Сбрасываю вызов, откидываю от лица волосы и наталкиваюсь на темный, тревожный взгляд Кита.

— Привет. Ты что здесь делаешь? — ненавижу себя за это, но моему голосу явно не хватает твердости. Собственное возмущение даже мне самой кажется ужасно наигранным. Мы не виделись несколько дней, а кажется, будто он только-только оторвался от моих губ. Все возвращается. В одно мгновение. Я залипаю…

На нем снова костюм. На этот раз светло-серый. И очередное классическое пальто в тон. Кит выглядит как живое воплощенье успеха. Вот, кто явно спокойно спит. Я же похожа на жертву кораблекрушения. Сегодня у меня в кои веки нет съемок и встреч. А настроение такое, что я едва заставила себя почистить зубы, что уж говорить об остальном?

Скини, удобные ботинки на низкой подошве и тонкий свитер едва ли не до колен, который теперь, к тому же, скрыт белым стерильным халатом. В цехе у меня, как в операционной. В этом отношении я довольно бескомпромиссна. Ах, да… На мне еще и бахилы. Словом, красотка! Распрямляю плечи и заставляю себя посмотреть на Кита прямо.

— Неприятности? — вздергивает бровь тот, полностью проигнорировав мой вопрос. Интересно, как много он услышал из моего разговора с Юлей? Веду плечами. Сдергиваю со второй руки перчатку и отступаю — из цеха выходят люди.

— У меня? Нет. Все в порядке.

— А мне послышалось, будто тебе нужны деньги.

— Ключевое здесь, видимо, слово «послышалось».

Обхожу Кита по дуге и бреду через склад к офису. У меня здесь все довольно миленько, но, конечно, не так шикарно, как в офисе у него самого.

— Так зачем ты меня нашел?

— Есть разговор.

— Валяй.

На столе у меня стоит блюдце с пирожными. Неожиданно. И, кажется, я знаю, что это… Фисташковый бисквит, желе из ежевики, фиалковый мусс… Кит молчит, а у меня полно дел, так что… Откусываю кусочек.

— М-м-м…

Божественно вкусно. Просто божественно! Сую остатки десерта в рот, слизываю с губ крем, а второй рукой хватаюсь за телефон:

— Почему ты мне не сказал, как это охренительно вкусно?

На том конце провода смеется Самир. Да, идея этого рецепта пришла в мою голову, но я так и не нашла времени, чтобы воплотить ее в жизнь.

— Мне тоже понравилось.

— Нужно обязательно включить эти пирожные в наше меню.

Поворачиваю голову и наталкиваюсь на изучающий взгляд Кита.

— Какой я молодец, правда?

— Ты лучший, бэйба. Но немного скромности тебе не повредит.

— Черт! Меня зовут. У Кати опять проблемы с султаном. Безе тянется за насадкой и не получается дырочки…

— Проверь плотность массы. Скорее всего, недовзбили. Жидко…

— Угу. Умчал.

Только откладываю трубку, а телефон опять светится. Устаю ли я от этого? Порою очень. Присутствие Кита нервирует меня все сильнее, но я не собираюсь начинать разговор. Это он пришел ко мне. Хочет молчать? Что ж… Я всегда найду, чем заняться.

— Ты знаешь, что он покончил с собой?

Рука, потянувшаяся, было, за ежедневником, застывает в воздухе. Горло сковывает болезненный спазм. Мой жалкий хрип тонет в доносящемся из цеха шуме: звуках работающего промышленного миксера и смехе девчонок-кондитеров.

В нашей фирме царит дружеская атмосфера. Мы — большая дружная семья. Так почему же я чувствую себя такой одинокой?

— Да, я… слышала такую версию.

— От кого?

— От Михаила Ивановича, из новостей… Отовсюду.

— Ты веришь в это?

— Какая разница?

— Я хочу знать, что на самом деле случилось! Мне… это важно.

Пожалуй, впервые со дня нашей новой встречи, я вижу его эмоции без прикрас. И, наверное, поэтому мои слова звучат намного более откровенно, чем я планировала:

— Правда в том, что у меня нет ответа на твой вопрос. Как ты понимаешь, Саша не говорил мне о своих планах свести счеты с жизнью.

Встаю из-за стола. Иду к окну и замирая там, скрестив на груди руки. Меня колотит мелкой противной дрожью.

— Может быть, он вел себя как-то странно? Или оставил записку?

— Записку? Нет… Ничего похожего я не находила.

— А ты искала? Вы же переехали практически сразу! Ты хотя бы вещи его разобрала?

Отрицательно трясу головой. И отворачиваюсь, чтобы не видеть немого укора в глазах Кита. Он ни черта не знает! Ни черта… Пальцы нервно дергаются. Я не курю. Но сейчас до дрожи в руках хочется втянуть в себя облако горького дыма.

— Не смогла себя заставить. Решила начать с гардеробной, а в итоге просидела до утра, среди его рубашек.

Оборачиваюсь. Кит выглядит… больным. Пожалуй, это самое правильное слово.

— Как мило. Я сейчас расплачусь.

— Ты спросил — я ответила.

— Так, ладно. Это все лирика… Думаю, нам нужно все тщательно пересмотреть. Если он оставил записку — она должна быть в доме.

— Смотри, если хочешь. Я не стану тебе мешать.

— А тебе, значит, неинтересно, что с ним случилось?

— Дело не в этом. Я просто не верю, что он ушел от нас по доброй воле. Это… не в его духе. Такой ответ тебя устроит?

Кит так смотрит, клянусь, что еще немного, и он просто вытащит из меня душу. А ведь я не вру. Ни капельки. Ни на грамм. Я не вру, чтоб ему пусто было!

— Я хочу разобраться в том, что случилось.

— Разбирайся. Разве я тебе мешаю?