Никому тебя не отдам

– Начиная с детства и заканчивая нынешним моментом. Можешь без подробностей, хотя не скрою, мне это интересно, но не буду настаивать. Просто расскажи, что считаешь важным.

Маршал кивнул и на несколько секунд задумался, после чего, наконец, заговорил:

– Детство… Детство – это, наверно, единственное время в моей жизни, когда я был обычным беззаботным ребенком, таким, как тысячи других детей. У меня были мама и папа, которые души во мне не чаяли, и которых я любил больше всего на свете. В то время жизнь вокруг казалась красочной и веселой, как в мультиках. Мы были обычной среднестатистической счастливой семьей. Отец работал в больнице, мама была ведущей на радио. Ну, а я ходил в школу и радовался жизни. Все казалось таким естественным, незыблемым. Только нельзя забывать, что люди, в общем-то, хрупкие создания. Опухоль в мозге, о которой никто ничего не знал, и «хоп!», человека нет. Мама умерла внезапно. Мы с отцом ничего не подозревали. Она просто нам ничего не сказала. Мне было одиннадцать, когда наша счастливая семья превратилась в воспоминания.

Глеб замолчал. Взгляд его стал пустым и направленным куда-то в пространство. Мила почувствовала себя неловко. Мысленно она уже приступила к самобичеванию за излишние любопытство и эгоизм.

– Мне очень жаль, извини, – прошептала она.

– Ничего, – парень дернул головой, отгоняя образы прошлого, мелькавшие в голове, и продолжил. Но, признаться, он не думал, что это будет сложновато. Он давно считал, что прошлое осталось простым опытом для будущего. Парень совсем не ожидал, что в сердце что-то зашевелится от собственных слов. – После смерти матери отца как подменили. Сейчас-то ясно, он просто не выдержал горя, потеряв самую любимую женщину в его жизни, но тогда я не понимал, почему он постоянно пьет. После похорон он ни на день не прекращал пить. За полгода он потерял работу. Коллеги пытались ему помочь, но он не хотел. Жизнь для него смысл потеряла, а меня он просто не замечал. Через год мы лишились дома и оказались в прогнившей комнатушке где-то на окраине города. Я уже тогда отца днями не видел. Приходилось красть, чтобы жить. Еду, одежду… Все, до чего руки могли дотянуться. Тогда мне было около тринадцати. Я был полностью предоставлен самому себе на опасных улицах, среди еще более опасных людей. Соответственно, ни о какой школе и речи не шло. С горем пополам закончил пятый класс, а потом все, улица стала моей школой. Однажды мне не посчастливилось попытаться обокрасть людей, которых трогать нельзя. Но на что только голод не толкает. Превращает в животное, которое любой ценой хочет выжить. Меня, конечно же, поймали тогда. Основательно поколотили, но не убили. Им нужны были такие, как я. Пронырливые мальчишки, знающие город, как свои пять пальцев. Их вербуют как курьеров.

– Курьеров? – не поняла Мила.

– Наркота, – подняв взгляд на девушку, с усмешкой ответил Маршал. – Я стал наркокурьером.

Мила пораженно молчала, внимательно слушая дальше. Она буквально впитывала каждое произнесенное им слово. Впитывала, не осознавая, что в груди они откладываются каким-то тяжелым комом, растущим с каждым новым предложением. Должно быть, все, что рассказывал Глеб, было слишком шокирующим, чтобы что-то ясно осознавать в эти минуты.

Маршал тем временем продолжал.

– Занимался этим до пятнадцати лет. Можно сказать, что именно это время сделало меня таким, какой я есть.

– В смысле?