Никон

Никон случайно сам надоумил царя, как ему выйти из этого нестерпимого положения. Увлекаясь греческою наукой, хотя сам не знал ее начатков, бывший патриарх пригласил с Востока пользовавшегося широкою известностью иерарха Паисия Лигарида. Этот авантюрист, ученик, а затем преподаватель иезуитской «греческой коллегии» в Риме, перешел в православие и был возведен в сан митрополита, но вскоре же был низложен за разные провинности. Никон обрадовался его приезду, но бывший иезуит быстро сообразил, на чьей стороне сила. 15 августа 1662 года он подал Алексею меморию, в которой всецело обвинял Никона и предлагал царю обуздать непокорного через посредство восточных патриархов.

В Москве не знали биографии Паисия; мнение его произвело сенсацию. Однако царь в 1662 году еще не решился последовать совету грека. Никон продолжал неистовствовать в Новом Иерусалиме. По столице пронесся даже слух, будто бывший патриарх проклял царя и его семью. Следствие обнаружило нелепость сплетни. Никон обменялся бранью с Боборыкиным и участвовавшим в расследовании Паисием. Ссора с последним отличалась крайнею необузданностью выражений. Никон и Паисий упрекали друг друга в постыдном пороке, причем экс-патриарх осыпал грека бранными словами; «мужик, разбойник, язычник, поганая

В конце 1663 года Алексей решился наконец запросить мнение восточных патриархов, но в его обращении вопросу была придана лишь принципиальная окраска, без упоминания имени Никона. Ответ, присланный с греческим священником Мелетием, признавал анонимного подсудимого виновным по всем пунктам и подсудным собору московского духовенства.

Алексей прочел этот приговор с удовольствием, но почему-то заподозрил его подлинность. Мелетий, названный Никоном дураком, в значительной степени оправдал эту характеристику, а иерусалимский патриарх в частном письме к царю советовал вновь водворить Никона на патриарший престол или покончить дело полюбовно. В Константинополе, Иерусалиме и Антиохии предполагали, что царь, поддаваясь наговорам бояр, в душе все-таки жалеет бывшего патриарха, всегда оказывавшего притом поддержку грекам. Константинопольский патриарх прислал даже своего племянника митрополита Афанасия с поручением помирить Алексея с Никоном. Царь решился тогда покончить с затянувшимся делом. Вселенский собор приглашен был собраться в «третьем Риме».

Никон сначала нисколько не встревожился. Прибыть в Москву выразили согласие только два восточных иерарха: Макарий антиохийский и Паисий александрийский. Авторитет их был невелик, но Никон не опорочил их правомочности. Он отказался от суда назначенных им епископов, потому что, по его словам, «даже иудеи не осмелились судить Христа в подобном трибунале». Соглашаясь предстать пред равными себе, он, однако, угрожал, что выступит не подсудимым, но обвинителем. При этом он ссылался на хранившееся в верных руках письмо царя, который горячо отговаривал его от выраженного как-то желания сложить с себя патриарший сан.

Получив одно из посланий Никона, Алексей долго и благосклонно беседовал с его курьером; он уверял, что не приписывает Никону никаких дурных намерений и не питает к нему вражды. Никон поверил этому. Еще более убедили его три письма от боярина Никиты Зюзина, состоявшего прежде при нем и находившегося в самых тесных дружественных отношениях с влиятельными придворными — Артамоном Матвеевым и Афанасием Ордин-Нащокиным, сторонниками церковной реформы Никона. Зюзин настоятельно звал бывшего патриарха в Москву, где Алексей будто бы хотел ночью тайно повидаться с ним, чтобы окончательно помириться. Таинственность обстановки этого свидания должна бы была возбудить недоверие в Никоне, тем более что два года назад он, обманутый подобными сообщениями, вернулся внезапно в Москву и тотчас же получил от царя категорическое приказание немедленно уехать в свой монастырь. Тем не менее в ночь с 17 на 18 декабря 1664 года Никон повторил эту попытку.

В Кремле поспешно были созваны на совещание светские и духовные сановники. Трудно допустить, чтобы Зюзин был лишь орудием мистификации, угрожавшей его собственной жизни. Во всяком случае, Алексей еще раз проявил свою обычную нерешительность. На совещании одержало верх враждебное Никону мнение Паисия Лигарида, быть может, противоречившее желанию царя.