Никто и звать никак

— Нет, — произнёс Антон. – Это создаст дополнительные трудности с работой и, в конечном счёте, обернётся убытками.

— Я не говорю о взрослых членах семьи. Вы двое представляете собой прекрасные, хорошо сбалансированные пары, и было бы грешно менять здесь что-либо. Ваши мальчики, насколько я могу судить, тоже отлично притёртый дуэт. Но, если вдуматься, резервы в семье есть и очень значительные.

— Нет, — на этот раз первой успела ответить Юленька.

— Мальчики, Соня, — сказала Юляшка, — ступайте в детскую, поиграйте там, пока дяденька не уйдёт.

Конечно, в маленькой комнатке было слышно каждое слово, сказанное в гостиной, но Юляшка говорила скорей для незваного гостя, чем для детей. Люди, живущие в тесноте, такие вещи очень хорошо понимают.

— Не хотелось бы говорить неприятные вещи, — произнёс представитель некоммерческого агентства, — но если вам вчинят иск за уклонение от налогов…

— Каких ещё налогов? – возвысил голос Антон. – Мы всё платим.

— Налог на роскошь. Вам известно, сколько следует платить за содержание животного?

Антон молча встал и демонстративно включил магнитофон на запись, а Сергей отчётливо проговорил:

— Если вы ещё раз произнесёте это слово по отношению к нашей дочери, то вам придётся отвечать в суде. А поскольку доказать своё утверждение вы не сможете, то мы неплохо повысим своё благосостояние за ваш счёт.

— Минуточку… Если она не человек, то тогда – кто?

— Физиологически она человек. Психологически никаких свойств животных у неё нет. Для суда этого достаточно.

— Ну, хорошо, хорошо. Но вы понимаете, что юридически это всего лишь пустое тело. Оно не должно пропадать зря, его нужно использовать, что мы вам и предлагаем.

— Это наша дочь, — сказала Юляшка, — и она человек. Она прекрасно говорит и в играх разбирается для своего возраста очень хорошо. Нас она любит, и братиков. Она читать умеет. Мальчики ещё в буквах путаются, а она читает и всё понимает, что прочитала.

— Вам кажется, что она разумна, а на самом деле это обычные проявления физиологии. Нет личности, нет самосознания и, значит, в самом скором времени начнётся стремительная и необратимая деградация. Тогда будет поздно что-либо предпринимать.

— Нас этим уже пугали, — ответил Сергей, в то время, как Антон саркастически усмехнулся. – Предупреждали, что она не научится проситься на горшок, не начнёт говорить, не освоит буквы. А мы не испугались и оказались правы. Вы с вашими рассуждениями о физиологии не оригинальны. В древности жил такой философ – Декарт. Так он доказывал, что животные ничего не чувствуют, а всё их поведение продиктовано физиологией. Должно быть, он был очень богат, потому что у него была собака. И он каждый день бил собаку тростью. Собака плакала, но не убегала, потому что любила хозяина. А Декарт делал вывод, что собака не убегает, потому что не способна соображать. Хотя, на самом деле, убогим был Декарт, для которого не существовало ничего за пределами логических построений. У Декарта и сейчас немало последователей, но мы – не картезианцы. Чувство для нас важнее логики, и вы ничего нам не докажете. Надеюсь, вы что-то поняли и сейчас уйдёте.

— Да, конечно, уйду, хоть и ненадолго. Вот только… не хотелось бы дополнительно вас пугать, но если в ваших личных делах ничего не напутано, один из вас работает диспетчером. Должность ответственная, и платят за неё хорошо. Но, если не ошибаюсь, диспетчер не имеет права ходить на вторую работу, скажем, вечерами…

— Вечерами работаю я, — возразил Антон.

— Формально так оно и есть, но усталость тела, то… сё… Не знаю, как руководство диспетчерской службы отнесётся к тому, что один из их сотрудников подрабатывает вечерами, пусть даже под другим именем. Подумайте над этим, а я, с вашего позволения, зайду через недельку.

Второго визита анонимного благотворителя ждать не стали. Понимали, что такими угрозами впустую никто не бросается, и решили предупредить неприятности. Антон, почерневший от обиды, оставил работу ремонтника и вновь начал получать мизерную социальную пенсию, какая полагается тем, кто не может работать, потому что у его сотельника слишком ответственная должность.

Теперь, хотя и не по своей воле, мужская часть семьи вечерами были дома, и женщины могли искать не надомную, а вечернюю работу. Престижные места, разумеется, на дороге не валялись, так что Юляшка устроилась куда брали – консьержкой в одно из общежитий. Словно в насмешку общежитие называлось «Семейный Дом» и пользовалось в городе самой дурной репутацией. А между тем, когда-то здесь и вправду был семейный дом, в котором жила самая большая из цепных семей.