Это заявление произвело большое впечатление на Фреда: он знал, что для художника это было редкостью – предаваться таким мыслям на другой день после огромного успеха. Но судьба, которую Джим со страхом принимал, выходила из моды. Он никогда бы не сказал об этом вслух, разве что самым близким друзьям, но он видел себя революционной фигурой, одним из тех, кто должен был обеспечивать социальное равновесие в противостоянии старшему поколению. Или так казалось. Джиму не хотелось с этим соглашаться, но он был очень похож на своего отца. Их цели, может быть, были противоположны, но у них была одна и та же напористость и одни и те же амбиции.
Джим не стремился быть обязательно вождём революции, но если кто-то должен был им стать, то у Джима всё для этого было. Хоть он и говорил, что некоторые его песни родились из видений, но он всегда догадывался о мятежной и апокалиптической природе этих видений. Когда его фаны и рок-публика стали считать его главной фигурой существующего политического и социального движения, Джим остался внешне равнодушен к этому, но в глубине души был польщён.
Долгое время он считал, что музыкальные записи могут сыграть ту же роль, что книги и печатные манифесты – в предыдущих революциях. Он ещё не убедился в том, что был не прав. Но он чувствовал, что ему нужно найти новое направление, и, договорившись ещё раз встретиться с Фредом Майроу, он вернулся в Лос-Анджелес и стал одним из последователей радикального теоретика драмы, Антонина Арто и тридцати двух членов “Living Theatre”, находящегося в турне по Америке.
Джим был сторонником Театра Жестокости ещё в ФГУ, когда впервые прочитал Арто. Летом 1968-го года он спрашивал Джона Карпентера, журналиста из “Los Angeles Free Press” о его друге, который участвовал в “Living”. Потом он “выкачивал” информацию из Майкла МакКлюра, когда узнал, что Майкл был знаком с основателями театра – Джудит Меймена и Джулианом Беком. В ноябре Джим зачитывался статьёй о группе радикального театра в журнале “Ramparts”, пока не смог пересказать такой пассаж: “Они – не просто исполнители [написанного автором Стефаном Шнеком], а странствующая группа искателей Рая, определяющих Рай как тотальную свободу, практикующих гипноз и пропагандирующих Рай сейчас; их существование, их функция – в прямом противостоянии тому репрессивному тоталитарному состоянию, которое названо Правопорядком”.
В феврале 1969-го года, узнав о приезде театра в Университетский городок Южной Калифорнии, Джим просил секретаря “Doors” забронировать 16 билетов на каждое из пяти запланированных выступлений, а затем пригласил одного из актёров, Марка Аматина, на обед к себе домой.
Его домом было теперь уютное отдельное здание, которое Джим снял для Памелы на Бичвудских холмах в Голливуде. Джим был груб с Памелой и так и не представил Марка своей “половине”. После обеда он грубо выгнал всех, кроме Марка.
Джим пил и глотал маленькие белые таблетки. Он предложил немного и Марку, ошибочно приняв их за бензадрин. Они безостановочно проговорили до утра.
Марк выплёскивал своё нутро, рассказывая Джиму, как сильно он изменился.
В ночь, когда я увидел “Living”, я привёл с собой домой ещё тринадцать человек, которых я никогда раньше не встречал – я потерял голову после того, как сбросил одежду на сцене. Это было совсем не то, что я мечтал сделать, когда шёл туда. Хорошо! К концу следующего дня я знал, что отныне моя жизнь пойдёт именно в этом направлении. Так я стал постоянным странствующим актёром, и когда кто-нибудь советовал мне снять свои бусы, я советовал тому трахнуть себя, и шёл дальше.
“ Я делал то, что считал своим политическим и духовным миссионерством, – говорит сейчас Марк, – и то, чего искал Джим. Его работа была религиозным опытом, но она стала развлечением, и он был этим страшно не удовлетворён. “Living Theatre” состоял из людей, которые пришли посмотреть, что это такое, и не смогли уйти, и Джим хотел знать об этом больше. Он сказал, что хотел бы найти способ соединить эту политическую миссию с тем, что он делал, но не знал, как это сделать или с чего начать. Он чувствовал – все ждут, что он будет говорить, готовы слушаться каждого его слова, и это была огромная ответственность, но Джим не знал, что им сказать”.
Что же такое есть в “Living”, что вызывает такой энтузиазм? – спросил Марка Джим. – Как можно достичь такого же рода обязанности и преданности? Что я должен делать?
Череда событий, ведшая непосредственно к уменьшению привлекательности “Doors”, началась вечером в пятницу 28 февраля 1969-го года, когда “Living Theatre” представил на сцене свой революционный “круг силы, Рай сейчас”. Для Джима это представление было сродни землетрясению.
Он с друзьями сидел в первом ряду, как и всю неделю до этого. Пьеса начиналась с “Церемонии Партизанского театра”, в которой актёры были скупы на общение со зрителями, сказав лишь первую из пяти ключевых “расслабляющих” фраз:
Мне не разрешают путешествовать без паспорта.