Никто, кроме нас!

Ветер метет перроны, поезд отходит через минуту,
Точно по расписанью – х…ли ж им, поездам.
В грустный мотив разлуки что-то еще вплетается, будто
Пуля в аккордеоне катится по ладам.
И вот ты одна под крышей, свечи сгорели, сердце разбито,
Что-то уж больно долго Граф тебе не звонит.
Только Пятьсот Веселый, шаткий от контрабандного спирта,
Знает к нему дорогу – этим и знаменит.

На рубеже столетий все в ожидании, чет или нечет,

И Граф твой не хуже прочих знает, как грань тонка,
Что-то ему обломно – бабы не в кайф, и водка не лечит —
Мечется волком в клетке, ждет твоего звонка.
Верь в то, что все как надо, нынче судьба к нему благосклонна,
Нынче портянки в клетку, устрицы на обед,
Под акварельным небом, сидя на палубе бателона,
Пьет золотое пиво, думает о тебе.

Девочка, ждать готовься – вряд ли разлука кончится скоро,

Вряд ли отпустит Графа певчий гравий дорог,
Ты открываешь карту, и вслед за беспечной птичкой курсора
Шаткий Пятьсот Веселый движется поперек.
Ты не кляни разлуку – мир без разлуки неинтересен,
Брось отмечать недели, вытри слезы и жди,
Верь в то, что ваша встреча – сказка всех сказок,
песня всех песен,
Новый мотив разлуки – все еще впереди.
Хоп![37]

– Бессонов, Пашка! – окликнул Верещагин. Гитарист опустил голову и улыбнулся, соскакивая с парапета:

– Олег Николаевич, вы тоже приехали? Здравствуйте!

– Здравствуй, Пашка, – кивнул Верещагин. – Здравствуй.

* * *

– А где другой Пашка? – Ларионов снова закурил, опираясь спиной на ограждение.

– А, вестовой мой… – Верещагин улыбнулся. – А ты хочешь верь, хочешь нет – он занялся политикой. В армии служить не стал, а добился того, что его выбрали городским головой. В девятнадцать лет!

– Иди ты! – вырвалось у Ларионова по-мальчишески. – У вас в Кирсанове?!

– Я и говорю. Как метлой город вымел. Чисто. Тихо. Порядок. И на службу пешком ходит, а свое законное авто детскому саду отдал.

По набережной все чаще и чаще двигались колонны – пионеры, кадеты, военные, просто люди под флагами, с портретами и лозунгами. Слышался непрерывный шум, почти перекрывавший репродукторы.

– Вообще-то нам повезло, – задумчиво сказал Верещагин.

– В чем? – поинтересовался Ларионов, глядя, как к берегу интенсивно гребет стая уток.

– В том, что все так сложилось, – бывший офицер оперся спиной на парапет. – Смотри сам: до сих пор весь мир кипит.

– Это да, – согласился Ларионов.