Нет, Мигель Габриэль не был трусливым человеком – отнюдь нет!… Просто ему за всю свою жизнь ещё ни разу не приходилось сталкиваться с такими людьми… За свои двадцать пять он общался и с мелкими проходимцами, и с карточными шулерами, и фальшивомонетчиками.
Но связываться с человеком наподобие этого самого Луиса Трехо…
Нет, только не это!…
И Мигель Габриэль, подверженный любви к спиртному, ни нашёл ничего более подходящего, как сильно запить…
…Дверной звонок гремел настырно, въедливо. В такт ему тяжёлыми ударами ломилось в грудную клетку отягощённое пьянством и страхом сердце…
Де ла Фронтера приподнялся на постели, но подняться уже не было сил – громадная, вздувшаяся, как ему самому казалось, голова перевешивала туловище. В голове гудели вихри алкогольных паров, их горячие смерчики вздымали, словно мусор с авениды Нимейроса, обрывки вечерней пьяной яви…
Мелькали клочья ночного кошмара, чьи-то раскалённые пьяные хари, и все эти видения стремились разнести на куски тоненькую оболочку натянутого черепа. Мигелю Габриэлю казалось, что кости в его черепе – тонюсенькие, как яичная скорлупа, и достаточно всего только лёгкого прикосновения, чтобы они разлетелись в дребезги.
«Пусть они там звонят хоть до второго пришествия, – раздражённо подумал Мигель Габриэль, – мне следует осторожно улечься, очень-очень тихо, чтобы не разбежались длинные чёрные трещины по моей голове, натянуть одеяло повыше, подтянуть колени к подбородку, вот так, теснее, калачиком свернуться – точно так же, как лежит в покое, тепле и темноте человеческий зародыш… Не трогайте меня – я не знаю никаких тайн, оставьте меня в покое… Я сплю, сплю…»
И Мигель Габриэль засунул голову под подушку и погрузился в тяжёлый сон…
Прошло какое-то время, прежде чем де ла Фронтера открыл глаза. Первое, что он увидел, – нашивки полицейского комиссара на рукаве кителя. Подняв взгляд, Мигель Габриэль понял, что на этот раз в его квартиру пожаловал не кто иной, как сам полицейский комиссар первого уровня, уважаемый сеньор Анхель Парра…
Посмотрев на мучительное выражение лица хозяина, полицейский комиссар произнёс:
– Доброе утро… Хотя следовало бы сказать – добрый день…
Голос у дона Анхеля был очень спокойный и подчёркнуто корректный. Однако Мигель Габриэль де ла Фронтера уже давно знал этого человека, чтобы покупаться на подобные штучки… Он сразу же закрыл глаза и изобразил из себя спящего.
– Ладно, хватит притворяться, – сказал дон Анхель как-то более, по-свойски, – я ведь вижу, что ты уже проснулся…
Перевернувшись на другой бок, лицом к стене, Мигель Габриель простонал:
– Сеньор комиссар… Оставьте меня в покое… Мне очень плохо…
Дон Анхель понимающе покачал головой.
– Ещё бы…
– Я очень хочу спать…
Как прекрасно было лежать в постели, зная, что ты никому не нужен и тебе никто не нужен!… Однако делать нечего: полицейский комиссар Анхель Парра если уже поставил себе что-нибудь за цель – раскрыть преступление, разыскать похищенного ребёнка, разбудить спящего, то можно было быть уверенным, что он от своей цели не отступиться ни за что. Мигель Габриэль знал это прекрасно…
С трудом оторвав голову от подушки, Мигель Габриэль вспомнил, что не так давно в дверь кто-то очень настойчиво звонил…
– Как ты попал сюда?…
Первая осмысленная фраза Мигеля Габриэля за это утро прозвучала как-то сипловато, точно у него была какая-то болезнь голосовых связок.
Обращение к полицейскому комиссару на «ты» всегда считается в Мексике, да и повсюду в Латинской Америке своего рода фамильярностью, притом не всегда безопасной: в Латинской Америке, склонной к разного рода социально-политическим катаклизмам, военным переворотам, хунтам и заговорам, мундир всегда пользуется уважением и любовью…
Впрочем, сам Парра, не испытывающий абсолютно никаких комплексов на этот счёт, сам говорил, что ему совершенно безразлично, как к нему обращаются, – на «ты» или же на «вы»… А тем более – де ла Фронтера.
Многие люди, не знавшие историю Анхеля Парры и Мигеля де ла Фронтеры, искренне удивлялись дружбе таких, казалось бы, совершенно не похожих друг на друга людей – опустившегося аристократа, ставшего профессиональным карточным игроком, о котором в квартале Фуэнтэ Овехуано ходили самые противоречивые слухи, и полицейского комиссара этого самого спокойного в Мехико округа…
Однако Мигель Габриэль был бы очень удивлён, если бы ему кто-нибудь предложил обращаться к дону Анхелю на «вы» или же «сеньор полицейский комиссар»: не смотря на довольно-таки большую возрастную разницу, они давно уже были в приятельских отношениях и знали друг друга едва ли не двадцать лет…
Дело в том, что он помнил дона Анхеля ещё в те времена, когда он сам был маленьким и ездил с покойным ныне отцом на роскошном розовом «кадиллаке», а Анхель, молоденький рядовой полицейский, стоял в качестве регулировщика на углу авенид Нимейроса и епископа Барталомео де Лас-Каса, и при появлении «кадиллака» отдавал им честь…
Мигель Габриэль повторил свой вопрос:
– Послушай, Анхель… Никак не могу взять в толк – как ты попал в мою квартиру?…
Пара заулыбался.
– Очень просто… Дверь не была заперта.