Никто, кроме тебя

Дэвид подавился чаем, облив джинсы, и уставился на свою двоюродную бабушку, которую обычно называл тетей.

— На ней? Это на ком?

— Я о твоей новой клиентке, о которой ты мне рассказывал. О той женщине. Об уточке. — Тетя Милли улыбнулась, блеснув вставными зубами, и откусила от крошечного бутерброда с кресс-салатом. Вероятно, она была единственным человеком в Лос-Анджелесе, кто употреблял кресс-салат, и уж наверняка единственным, кто держал на кухне его запасы. — Разве не так ты называешь женщин-клиенток?

Дэвид промокнул джинсы салфеткой, и совершенно напрасно: салфетка ничего не впитала, зато к ткани прилипли бумажные ошметки. Лучше определенно не стало.

— Милли, ты, очевидно, имеешь в виду подсадную утку.

— А-а… Ну, на доносчице жениться не стоит. — Она нахмурилась. — Вроде бы такая симпатичная юная леди. Жаль.

В течение короткого мгновения безумия Дэвид раздумывал, не стоит ли объяснить тете, что Джейси не подсадная утка, а просто его клиентка. И даже если бы она не была его клиенткой, он все равно не хочет опять жениться. Дудки! А даже если бы и хотел, она не в его вкусе. Слишком ехидная и в то же время такая… домашняя, а в целом, сразу видно, первоклассная заноза в заднице. Но если он скажет все это, то кто знает, куда дальше зайдет беседа. Дэвид знал по опыту, что с тетей Милли лучше придерживаться какого-то одного направления разговора, независимо от того, каким бы извилистым оно ни было.

Так что вместо ответа он стал усердно стряхивать с ног обрывки салфетки. Бесполезно.

— Только взгляни на это. Теперь мне никуда не выйти, пока джинсы не высохнут.

Впрочем, если бы было очень надо, он бы все равно вышел. Дэвида никогда не останавливало что-либо столь нелепое, как соблюдение приличий, но ему хотелось немного поворчать.

— Ты что, собираешься куда-то?

— Не собирался, пока ты не завела этот разговор о женитьбе. Теперь мне только и остается, что искать спасения в бегстве.

Он постарался произнести эти слова с раздражением, но на тетю Милли было невозможно сердиться. Да, она любила совать нос в чужие дела, и все равно он обожал ее. Даже когда она своими замечаниями сводила его с ума.

— Глупости. Все, что тебе нужно, это найти милую девушку и остепениться. По-моему, Джейси — очень милое имя.

Дэвид почувствовал, как у него начинается головная боль. Тупая пульсация, которая будет нарастать и нарастать, пока голова не взорвется, распавшись на крошечные осколки.

— На прошлой неделе ты хотела женить меня на Дорин.

Дорин приходила к Милли убираться дважды в неделю. Приятная девушка, ничего не скажешь, однако ей было всего двадцать два, она не говорила по-английски, и вдобавок у нее уже имелся жених.

— Дорин не совсем то, что тебе нужно, — ответила Милли, слегка поджав губы.

Дэвид вздохнул.

— Именно это я и твердил тебе всю прошлую неделю, припоминаешь?

— Зато Джейси… — продолжала она с улыбкой, словно не слыша его замечания. — Джейси — вот ответ на мои молитвы.

— Угу. А потом ты решишь, что Джейси тоже не годится, и мы перейдем к следующей, верно?

— Я всего лишь говорю, что тебе нужно найти хорошую жену.

Дэвид закатил глаза. Для Милли большое значение имела доступность объекта. Джейси находилась, так сказать, под рукой, что автоматически делало ее кандидаткой номер один.

— Я уже был женат, — сказал он, прекрасно зная, что этот довод не сработает. — И поскольку я только-только избавился от уплаты алиментов предыдущей жене, то пока не созрел для новой.

Милли махнула рукой, отметая его рассуждения.

— Сьюзен не в счет. Вы оба были детьми, когда поженились.

— Да? Расскажи это моей чековой книжке.

— Она была не той женщиной, которая тебе нужна, — заявила Милли.

— А моя новая клиентка — та женщина? Интересно, как ты это выяснила?

Милли поставила чашку и взяла его за руку.

— Дэвид, мальчик мой, тебе пора остепениться.

Остепениться? Что, собственно, она о нем думает? Что он шатается где-то ночи напролет? Она должна бы лучше знать его повадки, ведь его жилище расположено на заднем дворе ее дома. Тетя Милли могла бы без труда вести учет его приходов и уходов — разве что он стал бы совершать головоломные прыжки через забор, чтобы избежать этого.

Кроме того, он совсем не жаждал «остепениться». Женился он в двадцать пять, развелся в тридцать и теперь, пять лет спустя, только-только начал приходить в себя. А его чековая книжка до сих пор «страдала». Наконец-то получив возможность радоваться жизни как неженатый, свободный от алиментов взрослый мужчина, он отнюдь не рвался взваливать на себя новую ношу. В особенности потому, что из-за бывшей жены у него возникли сложности с налоговой инспекцией, весьма плачевно сказавшиеся на его текущем материальном положении.