Никто, кроме тебя...(СИ)

  — Всех разогнала? — улыбнулся Олег Павлович, когда они остались одни, — А знаешь, о чём я подумал: давай-ка парнишку твоего позовём. Наверно, ему интересно будет на ребёночка-то взглянуть!

Повернув монитор так, чтобы им было удобней смотреть, доктор увеличил изображение. В мерцающем секторе прорисовывались какие-то расплывчатые тени, не то, чтоб бесформенные – скорее непонятные, но, определённо, движущиеся – живые.

- Смотрите – это плод, – указав на светлые контуры в центре тёмного овала, объяснял врач. Сейчас его размер всего лишь два с половиной сантиметра – не больше виноградинки. Но у ребёночка уже есть ручки и ножки – вот они. И он шевелится, просто из-за мизерных размеров ты этого пока не чувствуешь.

Налюбовавшись крошечным пупсиком, теперь уже отчётливо различимым в чёрно-белом поле экрана, Аля украдкой посмотрела на Дениса. Трудно сказать, насколько впечатлило его увиденное, но, играющая на губах полуулыбка исчезла, как только он перевёл взгляд с монитора на её заклеенный повязками живот, по которому скользил датчик.

“Наверняка, он придёт в ужас при виде этих шрамов”, – огорчённо подумала Аля и тут же отвернулась в сторону дисплея, испугавшись устремлённых на неё глаз.

Олег Павлович, наверно, говорил что-то интересное, но она, то и дело, теряла нить его рассуждений, мысленно пытаясь угадать, о чём думает Денис. Их взгляды пересеклись, и его губы тронутые тёплой улыбкой, беззвучно повторили: “Я тебя люблю”.

— Ну всё, Алюшка, теперь,  наверно, Дениса  мы отпустим, а я, котёнок,  тебя посмотрю.

Девочка подняла испуганный взгляд.

- Там? — указав в сторону ширмы, за которой виднелось гинекологическое кресло, обречённо спросила она.

Варшавин кивнул.

Едва ступив за дверь. Алина оказалась в объятьях Дэна.

- Ну как ты, маль?..

Это ужасно!  — уткнувшись ему в грудь, всхлипнула она, — Ты даже не представляешь, как!

— Ну, а что доктор сказал?

— Я не помню, — честно призналась девочка. Да и где тут, после такой уёбищной процедуры, что-то упомнить!

За спиной щёлкнула  открывающаяся  дврь.

— К себе в отделение без приключений доберёшься, или проводить?

— Доберусь, — кивнула она.

Олег Павлович протянул заполненную карту.

— Если ничего не будет беспокоить, жду тебя через неделю.

Приближался вечерний обход.

Дежурная сестра, по обыкновению, выпроваживала посторонних из палат. Вцепившись в руку парня, Аля семенила следом.

— Денис, миленький, забери меня отсюда! Давай сбежим!

— Ну, куда ж мы, дурёха, сбежим?

— Куда угодно, лишь бы ни здесь! — двушка беззвучно заплакала, уткнувшись ему в грудь.

Позади кто-то выразительно кашлянул. Денис с Алей обернулись. В паре шагов от них, скрестив руки на груди, стоял  завотделения, одним своим видом нагоняя страх.

— Свидание окончено! — чеканя каждое слово, произнёс  он: наверняка услышал про “сбежим”.

Аля бросила на врача полный упрёка взгляд и ещё крепче прижалась к парню.

— Я неясно  выразился? — холодно спросил Карпинский, — Быстро в палату!

Сжав трясущиеся от рыданий плечи, Денис отстранил девушку от себя.

— Маль, надо слушаться доктора…

Но Алина была уже не в состоянии сдерживать вскипевшую ярость.

— Вы... Вы... Чурбан вы  чёрствый, вот вы кто! — в сердцах выкрикнула она.

— В палату! — теряя терпение,  повторил Карпинский.

За время своего здесь пребывания, для себя Аля чётко поделила окружающих людей на добрых и злых. Не на хороших и плохих, а именно на добрых и злых. Исключением стала соседка по палате: та, вне списка, значилась просто „дура“.

Доброй была мама Дениса. Заботливая, ласковая, что бы она без неё делала в самые первые дни!.. Серёжа тоже был добрым, как ни странно это признавать. Точнее, стал добрым… почему-то. К этой, не столь многочисленной группе,   можно было бы отнести и Олега Павловича.

 А злым был Карпинский! Один. Но настолько злым, что в своём единственном числе превосходил по весомости всех остальных!

Первая серьёзная стычка с ним произошла еще в отделении интенствной терапии, когда, придя в себя после наркоза, она, по-сути, не получившая никаких разъяснений по поводу правил пребывания в реанимации, решила самостоятельно пройтись по палате. То, что было, когда он застал её за этим занятием, сравнимо с апокалипсисом. Нет, он не кричал. Он просто отчитывал её в таких изысканных выражениях, что после этого она проплакала несколько часов.Стоило ей сделать что-то не так, начиналось светопредставление! А уж за то, чтоб сказать что-то не подумавши!..

Слово „больно“ для него не существлвало в принципе: каждый обход, а их было по два на день, Аля ждала с ужасом: ну что за дурацкая необходимость давить туда, где болит?! Назначения он тоже делал садистские — от бесконечных уколов на стенку хотелось лезть!  Короче – злой, и точка!

Проревевшись в подушку, Аля лежала отвёрнутая к окну и размышляла над происходящим.