— Мне тоже.
Кара спросила Денниса:
— Линн знает?
— Еще нет. Я скажу ей после выходных.
— Ты подумал о том, что я просила?
Деннис потер глаза:
— Подумал. И ты права. Мы назначим тебя исполнительным продюсером. Вы с Линн будете рассматривать решения друг друга.
— Я чувствую себя отвратительно, делая это. Но в этом нет ничего личного. Все, что я хочу, это спасти наше шоу.
— Я уверен, что Линн поймет это, — сказал Деннис.
Линн открыла дверь квартиры, прошла прямо в спальню и приняла две таблетки перкодана.
Она не ела с… был ли это вчерашний ленч? Она все еще не испытывала чувства голода, но на пустой желудок лекарство могло вызвать тошноту.
Она поджарила в тостере английскую сдобную булочку и съела сколько смогла.
Она разделась и включила душ.
Перед ее глазами стояло мокрое лицо Бернадин. Сама боль.
Вина Линн. Она несет за это ответственность. Бернадин страдает из-за нее.
Незаслуженно и неправильно. Но без возможности это уладить.
Каре тоже пришлось пережить ужасную личную трагедию из-за нее.
Ее бедный брат, который обеспокоен до безумия, и это подрывает его здоровье…
Деннис, личная жизнь и карьера которого поставлены с ног на голову…
Она подумала о Майке, и у нее заныло под ложечкой.
Утром она попыталась забыть омерзительную мысль о настоящей роли Майка в ее жизненном кошмаре, потому что ей надо было работать. Но срок этой сделки, заключенной с самой собой, истек, и на нее снова хлынул поток вопросов.
В конце концов она завернула краны и вытерлась. Она замотала влажные волосы в полотенце и выдавила на щетку зубную пасту.
Склонившись над раковиной, чтобы почистить зубы, она заметила в зеркало, что нитка от полотенца прилипла к губе, и смахнула ее зубной щеткой.
Неожиданно губу начало жечь.
Она потерла ее, не осознавая, что причиной стала капля зубной пасты, попавшая на губу со щетки. В одно мгновение жжение стало невыносимым, губы горели огнем.
У нее в ужасе округлились глаза, когда она увидела, как в углу рта вздулся пузырь, побелел и появился запах обгоревшего мяса.
Она закричала, глядя на свое ужасное лицо в зеркале, кричала и не могла остановиться, и чувствовала, что сама глохнет от этого нечеловеческого визга.
Это был пункт неотложной помощи в другой больнице, но ощущения были до одури знакомые.
Она смутно помнила стук в дверь ее квартиры и то, как открывала дверь еще одной паре полицейских, которых не видела раньше.
Похоже было, что в городе их было бесчисленное множество.
Но все они ничего не могли сделать, когда она нуждалась в них.
— Что-то было явно введено в тюбик. Осмелюсь предположить, что это был пятновыводитель, — сказал врач. — Похоже, у вас только внешние повреждения. Если бы вы проглотили это, ваш пищевод был бы полностью сожжен.
Он узнал Линн Марчетт и поднял брови, но она даже не пыталась что-либо объяснять.
В этом не было смысла.
Единственное, чего она хотела, — пойти домой, спрятаться в своей постели и забыть обо всем.
Ожог причинял меньшую боль, чем все остальное.
Наибольшую боль причиняли картины, возникающие в воображении, и от них было необходимо избавиться.
Мысленное воплощение того, что могло произойти с ее языком и всем ртом, если бы туда попала паста со всей щетки.
Картины других случаев, которые могли закончиться для нее плохо: енот и нож из кухонного комбайна…
— Вы уверены, что не хотите кому-нибудь позвонить? Семье или другу? — спросила сестра.
Линн покачала головой.
Она знала, что, возвращаясь в квартиру, она оставляет себя совершенно открытой для удара.
Но у нее не было сил принимать меры предосторожности.
В течение нескольких часов она спала без снов, и когда проснулась, было уже темно. Она выбралась из постели, чтобы пойти в ванную, но почувствовала тошноту и слабость.
Мазь, наложенная на ожог, привела к тому, что волдырь вскрылся. Рана кровоточила и намокала. Она снова подумала о том, как могли пострадать ее рот и горло.
У нее возникла смутная мысль, почему она не напугана еще больше.
Но она не чувствовала сильного страха.
Она подумала о тех детях, которые, накачавшись ЛСД, выпрыгивали из зданий, уверенные в том, что могут летать. У нее было подобное чувство. Гибель не имела значения. Она уже давно перешла эту грань.
Но разница была в том, что они ощущали себя могущественными. Она же чувствовала себя… почти мертвой.
Причин чем-то заниматься не было, поэтому она забралась обратно под одеяло.
Она снова заснула, но ее разбудил звонок в дверь. Она не хотела открывать. После еще двух звонков, она поднялась.
— Кто это? — спросила она через домофон.
— Майк.
— Я… не очень хорошо себя чувствую.
—
Она снова почувствовала, что действует по принципу меньшего сопротивления. Она нажала кнопку, открывающую дверь внизу.