Никто мне ничего не обещал. Дневниковые записи последнего офицера Советского Союза

Закончив писать, Ден вышел из квартиры пятиэтажной «хрущёвки», любезно предоставленной ему командиром гарнизона за оказанную им «помощь» в ремонте госпиталя, и пошёл на железнодорожный вокзал. Вокзал так же был отремонтирован китайскими рабочими на свой лад, поэтому Дэн и в России чувствовал себя, как в Китае. Он просто сел на поезд, курсирующий как электричка между Россией и Китаем, «Даурия-Манжурия» и отправился домой в Манжурию. В поезде хмель окончательно прошёл, баранина делала своё дело, по мере отрезвления исчезали и бесконечные груды мусора вдоль железной дороги на русской стороне, их сменили чистые девственные сопки, и уже показался вдали уютный и красивый городок Манжурия.

Дэн ехал в Китай на выходные дни к своему шефу.

А на противоположной границе России уже немцы засматривались на русских и думали, как с ними дружить дальше. Для Сергея немцы всегда были головной, хотя и любимой болью. Его интуиция не воспринимала немецкий порядок, но почитала немецкую порядочность и аккуратность. Он ехал в Питер на встречу.

Питер выглядел хмуро, во всём чувствовалась непроходящая сырость. Сергей уверенно топал по лужам, не боясь промочить ноги, и напевал новомодную песню: «Дождик, мне никто не нужен, я иду по лужам». Сергей имел веские основания не смотреть под ноги, не прятаться под зонт и промокнуть «насквозь». Он шёл к ещё одному своему другу детства – Рихарду, в самую настоящую «тевтонскую» семью. Он знал, что хозяйка дома, крепко сложенная и приветливая Эльза, увидев его, мокрого и продрогшего, тихонечко вскрикнет, даст ему смену белья и тапочки, а потом ещё и чашечку отличного кофе. И сделает она это с такой добротой и радостью, что можно не задумываясь нырнуть и в ледяную воду Невы, чтобы только почувствовать, как может радоваться Эльза, оказывая ему спасительную услугу.

Надо заметить, что Сергей такую радость Эльзе доставлял постоянно, с тех пор как «рухнул» в руки Рихарда и Эльзы с двумя пулевыми ранениями.

Эльза так трогательно ухаживала за ним, что он решил продлевать удовольствие до бесконечности.

Другое дело Рихард. Он не понимал, как можно промокнуть сверху, если в магазинах продают зонты, и как можно промокнуть снизу, если есть резиновые галоши. Рихард всегда был недоволен безалаберностью Сергея, чем приводил его в прекрасное расположение духа.

Сергей, конечно, в долгу не оставался. Эльзе он всегда дарил что-нибудь старинное, необыкновенное, обнаруженное им в антикварных магазинах, или просто по случаю. Она не переставала удивлять его своим умением размещать в своём доме старинные предметы, будь то ваза, подсвечник или портсигар. Бывая у них, он всякий раз видел, как подаренная им вещь меняет «настроение» всего дома.

Своему другу он тоже делал подарки: то ботинки с габаритными огнями, то шахтёрскую каску с фонариком «на лбу», то памперсы. При этом Сергей долго и нудно объяснял Рихарду, какая может быть польза от подаренной ему «диковины». Донимал он Рихарда до тех пор, пока не убеждал его, что никакого подвоха в его подарке нет, одна польза. Процесс убеждения Рихарда в том, что ему нужны ботинки с габаритными огнями в деревне, где нет пешеходных переходов, светофоров и дорожной разметки, или памперсы от радикулита, так как, втягивая влагу, они уберегают поясницу от сквозняков, Сергей особенно любил. И не как розыгрыш, а как проверку мысли, вложенной в предмет. Сергей знал, что у Рихарда немецкий, дисциплинированный, практичный ум «от и до». И если он сказал, что на ботинках габаритные огни не нужны, значит, они действительно не нужны. Вот памперсы, другое дело – это универсальная прокладка, практически подо всё на свете, словом, эволюция промокашки.

Рихард всегда был прекрасно одет, подтянут и собран. Долгая жизнь в России совершенно не меняла его. Рихард был из породы тех редких людей, которые где бы ни жили, всегда принадлежали своей изначальной родине и только её боготворили, любили и считали единственной для себя. Сергей любил Рихарда именно за это его качество, свойственное и ему самому.

Эльза звала Сергея на свой манер Серж, а Рихард звал его просто Горыныч, и постоянно ворчал на то, что Горыныч вносит в его размеренную и правильную жизнь суматоху и хаос. Но приходы Горыныча любил и ждал их.

Беседы Горыныча и Рихарда всё время велись о двух великих державах – России и Германии. Рихард нападал на Горыныча, ругал российский бардак, а Серж мирно отшучивался.

– Горыныч, как вы можете, вы русские люди, позволить возить по всей стране кости вашего русского царя, женатого на нашей немецкой принцессе, какому-то…, тут Рихард задохнулся от негодования, глотнул настоящего баварского пива, выставленного им по случаю прихода Горыныча, и уже спокойней произнёс, даже не потомку, хотя бы из дальней его родни.

Горыныч, медленно жуя поджаренную сосиску и мечтая о вобле, оправдывался: «Ну, во-первых, неизвестно ещё, чьи он кости возит; во-вторых, под эти перевозки большие деньги «отмывают», в том числе и твои германские товарищи, видимо, на очередную выборную компанию; в третьих, какая разница, кто извозчик.