Никто не избегнет блаженства

Ночь была в самом разгаре. Звезды сияли ясно, белел Млечный Путь. «Наколдовав» несколько миниатюрных светящихся спутников и орбитальных станций, Этьен пустил их лететь вдоль по молочной дорожке. Вообще-то это было одно из его любимейших занятий – зрелище получилось очень красивым, прямо-таки фантастическим, мистическим.

– Интересно, как окружающие воспримут твое художество? – вслух подумала я. – Астрономы не объявят завтра сенсацию?

– Ерунда! Если люди ненароком глянут в окно и от неожиданности в штаны наложат, то им будет не до газетной шумихи, – ухмыльнулся Этьен.

Я тоже рассмеялась, но быстро осеклась.

– Так что же было дальше с нашими отцами? – вернулась я к прежней теме.

– Дальше? – повторил Этьен, вздохнув. – А ничего… в плане приключений.

Мой отец был не на шутку влюблен в Лилиану – в какой-то степени именно это и сгубило его волю. Он начал пить, часто и помногу, не закусывая. И ему пришлось, в конце концов, через десять лет покинуть пилотскую кабину, поскольку сердце уже стучало не так, как требовалось для этой работы – в те времена еще не было изобретено омолаживающей сыворотки, продлевающей жизнь на сто лет. Случались перепады кровяного давления, сетчатка на больших скоростях стала отходить от глаз…

Словом, как-то раз Иван не прошел медосмотр и…

Этьен умолк. В тишине я услышала, как он скрипнул зубами, но не посмела повернуть голову. Спустя мгновение сын Шаровой Молнии продолжил.

– … был уволен по состоянию здоровья, – с досадой в голосе закончил Этьен фразу. – Поселился во Франции, в Тулузе, устроившись работать авиадиспетчером.

Что же касается твоего отца, Конкордия, то он относился к моей матери куда ровнее и спокойнее – как к боевому товарищу, но не более того. Остались лишь приятные теплые дружеские воспоминания, полные безобидного юмора и лишенные солдафонской пошлости. Арсений обзавелся семьей. Друзья часто пересекали Ла-Манш, летая друг к другу в гости…

И вот однажды Арсений узнал – сперва от медиков, а затем и от экстрасенса – что он тяжело и неизлечимо болен. И что начало его недуга восходит к злосчастным дням службы на том самом проклятом полигоне, где воздух был заражен ядами, радиацией и неизвестными спиритоформами, проникшими в наш мир из небытия во время лабораторных экспериментов. Твой отец воспринял ниспосланную судьбу мужественно и не сказал никому – включая и твою мать, Конкордия – ни слова о своей болезни, дабы не огорчать близких людей.

Иван же оказался более стоек к всевозможным болячкам: возможно, его проспиртованный организм отталкивал от себя любую заразу, словно жир – капли воды. А может, это благодаря своей страстной любви он получил от Лилианы особую толику защиты? Я, право, не знаю…

И вот однажды друзья гуляли вместе по Парижу. Стоял унылый дождливый день. Летучие авантюристы не спеша шли по площади Конкорд. Вдруг перед ними явилась Лилиана. Арсений и Иван не видели ее уже много лет и с радостью бросились ей навстречу, один – смеясь, другой – плача. Но Шаровая Молния отпрянула от них, точно бес от распятия, и тогда друзья заметили, что Лилиана чем-то расстроена и более того – находится в полном отчаянии.

«О, дорогая, что случилось?» – испугался Иван.

«Беда, беда, – запричитала женщина, заламывая руки. – Тогда, десять лет и пару месяцев назад я, видимо, допустила неосторожность, – воскликнула она, – увы, я беременна. Вы не удивляйтесь: у нас, Молний, это состояние длится дольше, чем у людей, и протекает куда мучительнее».

«Но чей это ребенок? – радостно и вместе с тем озадаченно воскликнули оба «отца», готовые оказать Лилиане всяческую помощь, поддержку, и вообще не понимая, почему она так беспокоится».

«Ах, в этом-то все и дело! – заплакала женщина, и слезы ее бенгальскими огнями посыпались со щек, с треском вспыхивая и исчезая. Окружающие люди из-под зонтов увидели сквозь дождевую завесу размытые сполохи, напоминающие вспышки молний, и разбежались прочь. – Я ношу два плода, от вас обоих, но родить могу лишь одного. И тогда энергия другого, не родившегося ребенка, вызовет взрыв, который, сдетонируя, эхом откликнется в его отце. Второе чадо погибнет вместе с отцом, убив его всплеском своей души. И выхода из этой ситуации нет».

«Но, когда это должно случиться?» – немедленно спросил Арсений, словно ухватившись за какую-то мысль.

Иван же молчал в растерянности, пытаясь переварить услышанное.

«Откуда я знаю?! – огрызнулась Лилиана. – Скоро. Примерно в течение четырех ближайших недель».

«Но ты хотя бы предполагаешь, чей ребенок родится, или это как-то можно изменить?» – допытывался Арсений.

Иван взглянул в упор на друга, не понимая, к чему тот клонит.

«Это вам решать! – выпалила женщина, разведя руками и смущенно опустив глаза на свой живот, выпирающий из-под газового платья. – Я могу родить любого мальчика. Оба, между прочим, абсолютно здоровы!» – гордо добавила она.